По факту, Россия находится в ситуации примирения собственных друзей и желает их примирения. В связи с этим российская работа и по поиску компромисса, и по принуждению к этому компромиссу будет продолжена с тем энтузиазмом и энергией, на которые мы способны, когда действительно чего-то хотим.
Как сообщает AZE.az, на вопросы echo.az ответил заместитель генерального директора Информационно-аналитического центра МГУ имени М.В.Ломоносова, политолог Андрей Петров.
– Как вы оцениваете прошедший в Санкт-Петербурге карабахский саммит президентов Азербайджана, России и Армении?
– На мой взгляд, встреча прошла настолько позитивно, насколько объективно от нее можно было ожидать. Безусловно, за то малое время, которое прошло и с предыдущей встречи в Вене, и с апрельских боев за Карабах, отбросивших дипломатическое решение конфликта едва ли не к нулевой точке отсчета 1994 года.
Подготовить какой-то действительный прорыв было невозможно – ведь если путь к этому действительно существует, посредники, и в первую очередь сама Россия, воспользовались бы им двумя годами раньше, когда, напомню, после первых серьезных столкновений на линии фронта в течение нескольких месяцев президенты Азербайджана и Армении встречались трижды – в Сочи, на саммите НАТО и в Париже.
Тогда я писал, что при сохранении подобной интенсивности переговоров выход урегулирования в практическую плоскость будет неизбежен – однако атака армянского военного вертолета на азербайджанские позиции и его уничтожение остановили дипломатическую работу на долгое время.
Именно в связи этим первый позитивный итог встречи на Неве – само ее проведение всего месяц спустя встречи в Вене и два месяца после изменения статус-кво.
По аналогии с прежним негативным опытом можно было бы ожидать, что столь серьезные боевые действия в очередной раз затормозят переговорный процесс – и на это, разумеется, рассчитывала организовавшая провокационный обстрел азербайджанского мирного населения армянская сторона.
Однако ситуация изменилась настолько, что ожившая война, напротив, оживила и мирные переговоры, стимулировав посредников к активным действиям.
Проведение новой встречи под эгидой России так быстро – свидетельство того, что Москва более не желает мириться с "замороженным" состоянием нагорно-карабахского урегулирования, даже если в ближайшее время и не удастся выйти на конкретные шаги.
Второй позитивный итог – положительная оценка переговоров со стороны наиболее заинтересованной в их прогрессе стороны, то есть Азербайджана.
Уже сам тот факт, что из Баку не было выражено ни малейшего неудовольствия от результатов встречи, говорит о наличии неизвестных для нас, но существенных для разрешения конфликта подвижек, чье содержание было оставлено за пределами согласованного заявления президентов.
Азербайджан сегодня находится на переговорах в сильной позиции, и его требования о переговорах по существу уже не могут быть пропущены мимо ушей посредниками, так что бакинская оценка этой и грядущих встреч будет наиболее ярким индикатором того, что на самом деле происходит за переговорным столом.
Третий позитивный итог, о котором, возможно, преждевременно говорить, – отсутствие традиционных постпереговорных провокаций со стороны Еревана на линии фронта.
В первую очередь это означает, что в Санкт-Петербурге президенту Сержу Саргсяну было убедительно объяснено, что подобные действия отныне будут негативно сказываться исключительно на армянской позиции на переговорах, но никак не на их проведении.
Регулярные срывы переговоров по ереванской инициативе были, пожалуй, ключевой дипломатической проблемой урегулирования нагорно-карабахского конфликта, ведь после каждого из них приходилось начинать практически с начала.
Возможно, апрельские бои за Карабах, изменившие столь многое в военном плане, положительно перезагрузили и дипломатию, "разбудив" посредников.
Тем не менее, я не исключаю в ближайшие недели какого-либо обострения на линии соприкосновения войск: оно уже не будет эффективным для достижения основной цели Армении – сохранения статус-кво – но может быть организовано просто в силу внутриполитических армянских причин.
– Многие эксперты верно назвали данную встречу критической для армянской стороны. Якобы у президента Армении Сержа Саргсяна уже не осталось возможности затягивать разрешение конфликта. Как вы считаете, готова ли Армения уступить Азербайджану оккупированные раннее территории?
– Ни Армения, ни руководящий ею карабахский клан во главе с президентом Сержем Саргсяном, разумеется, на это не готовы. Действительно, как я отметил выше, Ереван уже не может через провокации затормаживать переговорный процесс, каждый раз отделываясь на встречах первым шагом к урегулированию – констатацией приверженности мирному решению конфликта и режиму прекращения огня (а затем нарушая эти договоренности – и так по кругу год за годом).
Однако из этого вовсе не следует, что Санкт-Петербургский раунд переговоров должен был стать решающим: даже если сейчас Армения приступает к переговорам по существу, вести их можно довольно долго до того, как придется начать выполнение первого пункта всех существующих официальных сценариев урегулирования конфликта – деоккупации территории.
Кроме военных способов затягивания переговоров есть же и дипломатические, и сейчас Ереван, скорее всего, начнет пользоваться ими, по двум причинам. С одной стороны, как показали апрельские бои за Карабах, Армения оказалась не только в военном плане, но и морально не готова к контрнаступлению Азербайджана и потере части оккупированных территорий: отсюда и множественные отставки среди высших военных чинов, и поток противоречивых заявлений о содержании и значении этого поражения для республики.
Уверенная в возможности бесконечного сохранения статус-кво Армения в настоящее время вынуждена в срочном порядке пересматривать свои представления о нагорно-карабахском конфликте, вырабатывать новые планы, которые, скорее всего, уже будут связаны с деоккупацией азербайджанских земель, и подготавливать военную инфраструктуру для отступления войск.
Смена статус-кво, как бы ни пытались принизить ее значение в Ереване, в наибольшей степени повлияла именно на армянскую сторону: если Азербайджан просто подтвердил свои слова делом, то Армения неожиданно для себя оказалась в совершенно новом мире, где победа армянского оружия не гарантирована, а значит, и исход войны не определен.
Для того, чтобы понять, как жить в этом новом мире, республике, безусловно, потребуется время.
С другой стороны, Сержу Саргсяну, чье положение сейчас стало весьма шатким, нужно успеть сменить президентское кресло на премьерское либо на должность спикера парламента, как он и задумывал, организуя конституционную реформу и проводя всенародный референдум о сменен политического строя в Армении на парламентскую республику.
Не сомневаюсь, что он постарается затянуть переговоры до парламентских выборов. К тому же, это укрепит позиции Армении на переговорах, поскольку в республике, фактически, исчезнет должностная фигура уровня президента Азербайджана, и участникам процесса урегулирования придется вырабатывать некий новый формат ведения переговоров, как минимум – определить, с кем теперь нужно будет говорить, если президент Армении перестанет отвечать за что-либо в стране.
Как бы тяжело ни приходилось Еревану, что на линии соприкосновения войск, что за столом переговоров, его планы на продолжение оккупации азербайджанских территорий не меняются, так что армянская сторона в любом случае продолжит сопротивляться любому прогрессу в урегулировании, даже если ее возможности теперь сильно ограничены.
В связи с этим задача – не ослаблять усилия международных посредников и не прекращать дипломатическую работу по решению конфликта мирным путем.
– После апрельской "мини-войны" Азербайджан не станет отступать и если после этой встречи не будет прогресса, военный сценарий может стать реальностью. Как вы думаете, может ли Россия сегодня надавить на страну агрессора?
– Россия вполне способна оказать давление на Армению и, скорее всего, она и так уже довольно давно этим занимается.
Для России, находящейся в сложных политических отношениях с Западом, сейчас как никогда важно, чтобы на границах и среди соседей было как можно больше стабильности и как можно меньше конфликтов.
Нагорно-карабахский конфликт в связи с этим – проблема номер один и цель номер один для работы Москвы по стабилизации своего окружения: у нас содержательно позитивные отношения с Азербайджаном и закрепленные во многих документах союзнические связи с Арменией.
Это позволяет рассчитывать на высокую эффективность наших посреднических усилий и ожидать реального урегулирования в обозримой перспективе.
По факту, Россия находится в ситуации примирения собственных друзей и желает их примирения. В связи с этим российская работа и по поиску компромисса, и по принуждению к этому компромиссу будет продолжена с тем энтузиазмом и энергией, на которые мы способны, когда действительно чего-то хотим.
Здесь только стоит отметить, что Москва вовсе не хочет терять ни одного друга, ни другого, поэтому, с учетом полнейшего нежелания Еревана сдавать позиции, процесс будет идти более трудно и медленно, чем если бы речь шла об урегулировании конфликта в отдаленных, слабо связанных с Россией исторически странах.
– Учитывая последние события, как вы считаете, стоит ли ждать до конца года какого-то прогресса в разрешении данной проблемы?
– В свете всего вышесказанного стоит еще раз отметить, что прогнозы затруднены тем, что мы многого не знаем: ни того, о чем говорили в Санкт-Петербурге президенты за пределами опубликованного заявления, ни того, какой новый план выработает в ближайшее время Армения.
Сейчас, действительно, развернется битва дипломатов, и пока не совсем понятно, удастся ли Еревану не проиграть в ней (победить вряд ли) в течение удобного ему срока. Будем надеяться, что не удастся и движение начнется.
Тогда, конечно, стоит ожидать перемен и в самой Армении, возможно, вплоть до смены власти, поскольку на оккупации Карабаха построена вся власть карабахского клана в республике.
Однако не стоит забывать, что Саргсяна и его единомышленников неспроста называют "партией войны" – им привычнее продолжение военных провокаций, и они вновь могут прибегнуть к ним, потому что другого не могут. В таком случае прогресс будет в военном отношении, а не дипломатическом.