Поверьте, я держался вчера долго, помогала профессиональная злость в хорошем смысле.
Долго думал, больше суток. Но решил поделиться. Я вчера плакал. Так, как плачут взрослые мужчины, когда узнают о гибели людей и детей.
Так, как плачут родители, потерявшие или даже на секунду представившие, что потеряли своих детей.
И сейчас плачу, когда пишу.
Быть и отцом, и журналистом вдвойне сложно. Пытаться хладнокровно узнавать новости, брать комментарии и одновременно переживать, возмущаться.
Поверьте, я держался вчера долго, помогала профессиональная злость в хорошем смысле.
Потом моя двухлетняя дочка прибежала ко мне, попросила поцеловать ее перед сном. И у меня на экране компьютера была фотография. Фотография девочки, которая погибла при этом страшном пожаре. С такими же кучеряшками, как у моей девочки.
Как обычно, дочка забралась ко мне на колени и вдруг посмотрела на экран монитора, на эту девочку. И неожиданно спросила: «Папа, это я?». И я стал плакать…