Карабахский конфликт: США уходят, Россия остается, Иран жаждет

События последних дней, связанные с действиями Баку по восстановлению территориальной целостности страны и освобождению оккупированных территорий, наглядно продемонстрировали, что политическая карта Южного Кавказа серьезно изменилась. И традиционным игрокам в регионе следует задуматься о том, как встраиваться в эти изменения.

Как сообщает AZE.az, естественно, под упомянутой выше “политической картой” понимается не некая схема с нанесенными на ней границами – здесь все пока без изменений, пишет haqqin.az. Речь одет о более сложном – о балансе сил, системе сдержек и противовесов, изменениях в позициях и потенциале традиционных игроков – России, Турции, Ирана, Азербайджана и, разумеется, США и ЕС. К тому же, к списку игроков в регионе добавился Китай, присутствие которого физически пусть еще и мало ощутимо, но влияние стратегического замысла – создание через Южный Кавказ одной из веток “Нового Шелкового пути” – уже внимательно рассматривается политиками.

Немного о сдвигах на региональной карте

Что показали события последних дней, если отвлечься от деталей конфликта? Прежде всего, очевидным стало изменение политического “веса” Баку в глазах Евросоюза. По западным меркам Азербайджан продолжает оставаться государством, не соответствующим стандартам западной демократии, а местами и вообще склонный к “тоталитаризму”. Но если раньше это влияло на политику, вело к ограничениям в сотрудничестве, то теперь, похоже, обвинения в недостаточной демократичности переходят в разряд ритуальных заклинаний, не ведущих к практическим последствиям.

На обострение ситуации в Карабахе европейская элита – люди, реально влияющие на принимаемые решения, а не “говорящие головы” из телевизора – отреагировали совсем не так, как ожидали сценаристы антиазербайджанской кампании. Прекращения огня потребовали, но от осуждения Баку изящно уклонились. Нужда в диверсификации источников энергоресурсов для Европы перевесила существующие в Брюсселе антиазербайджанские настроения.

Реакция Вашингтона также оказалась достаточно невнятной. Но если осторожность Европы имеет под собой вполне материальный аспект, то в случае с США очевидно, что проблематика Южного Кавказа ушла из списка приоритетов американской внешней политики, и Белый дом выбрал позицию достаточно нейтрального наблюдателя, не испытывающего необходимости каким-то образом активно влиять на происходящие в регионе процессы.

Москва же продемонстрировала то, что было очевидно объективным исследователям еще несколько лет назад – отсутствие стратегии и целеполагания, хаотичные метания в попытках совместить трудносовместимое: национальные интересы, требовавшие интенсивного развития сотрудничества с Азербайджаном – и амбиции “собирания евразийского пространства” под крылом Кремля, частично удовлетворить которые согласился только Ереван. Причем согласился в обмен на обещания, которые ни в экономическом, ни в политическом плане оказались для России в последние годы откровенно неподъемными. В итоге – утрата позиций в регионе и сокращение рычагов влияния на происходящие здесь процессы.

А в результате – возникновение вакуума, который более чем успешно заполняет Анкара, демонстрируя, что же такое в действительности “мягкая сила”, а не разговоры о ней. Пока США и ЕС рассуждали о “недемократичности” Баку, пока Москва упивалась ролью военно-политического лидера в регионе – Анкара без особой пропагандистской шумихи, без громких деклараций, создавала и создает реальное интеграционное поле в регионе, включающее в себя Азербайджан и Грузию с конечной целью не просто расширить сферу своего влияния, но и создать “транскаспийский коридор”, в котором Анкара станет для Пекина еще одним “окном в Европу”, а союзные Турции государства Южного Кавказа – Грузия и Азербайджан – получат дополнительный импульс развития за счет создания инфраструктуры, обеспечивающей транзит.

Иран и проблемы региональной конкуренции

Сдвиги, происходящие на политической карте Южного Кавказа, формируют новые вызовы для Тегерана, частично освободившегося от международных санкций. Определение отношений Ирана с Турцией, при всей их многоплановости, острых углах и взаимных интересах, укладывается в одно слово – конкуренция, причем на постсоветском пространстве она носит без преувеличения тотальный характер, охватывая и Южный Кавказ, и Среднюю Азию с Казахстаном.

Естественно, что Тегеран без восторга смотрит на то, что возникающий в результате сокращения российского присутствия в регионе вакуум успешно заполняется Анкарой. Столь же естественно, что Иран считает для себя подобное развитие ситуации нежелательным и хотел бы расширения своего присутствия на Южном Кавказе. До Венских соглашений препятствием для этих планов служили международные санкции. Сегодня для их реализации необходим пересмотр ряда внешнеполитических ориентиров, в частности – линии в отношениях Тегерана с Баку.

В части официальных деклараций все обстоит, вроде бы, достаточно благополучно. Но в практической плоскости – далеко не радужно. Прошлогодний объем взаимного товарооборота – $500 миллионов (в 2013 году – один миллиард долларов) – это диагноз серьезных проблем, решение которых находится, в том числе, и в политической плоскости.

Внешняя политика Ирана достаточно прагматична и давно избавилась от идеологической составляющей “экспорта исламской революции”. Из немногих проблем, присущих иранской дипломатии, стоит отметить трудности с восприятием Тегераном многовекторности его зарубежных партнеров. И не то, чтобы это создавало непреодолимые препятствия, служило причиной конфликтов, но определенные проблемы специфический иранский подход к этой многовекторности другой стороны все же создает. Что в полной мере в последние годы отражалось и на ирано-азербайджанских отношениях, и без того отягощенных рядом острых вопросов – от разграничения Каспия до пресловутой “прозападной ориентации” Баку, градус которой, на мой взгляд, был Тегераном несколько преувеличен.

В итоге – взаимное недоверие, напряженность в отношениях и прочие сопутствующие проявления в виде той же повышенной активности спецслужб двух стран. Чем и пользовались враждебные и для Баку, и для Тегерана внешние игроки, умело осваивающие складывающиеся в двухсторонних отношениях проблемы в собственных интересах.

То, что Иран всерьез намерен выйти на новые отношения с Азербайджаном, отношения, построенные на взаимовыгодном партнерстве и частично очищенные от проблем прошлых лет, стало заметным практически сразу после подписания Венских соглашений. Здесь есть как минимум два экономических фактора, делающих сближение Баку и Тегерана неизбежными. Во-первых, через Азербайджан иранские промышленники и предприниматели рассчитывают получить еще один канал доступа к современным западным технологиям. Услуга “черных рыцарей”, добывавших эти технологии через Турцию, Эмираты и подставные европейские фирмы была эффективной, но обходилась слишком дорого. Через Баку это будет сделать проще.

Во-вторых, Иран стоит перед выбором – или вкладываться в коридор “Север-Юг”, или искать пути сопряжения с трассами “Нового Шелкового пути”. Проблема только в том, что и в одном, и в другом случае Азербайджан остается ключевым звеном, без которого трудно обойтись.

Можно привести еще с десяток вполне реальных и максимально взаимовыгодных ирано-азербайджанских экономических проектов, но они лишь подтвердят наметившуюся тенденцию – Тегеран все больше заинтересован в сотрудничестве с Баку, что означает и его готовность к определенным политическим шагам. В конфликте вокруг Карабаха Иран, разумеется, не намерен открыто декларировать свою поддержку азербайджанской позиции. Скажу больше – официального объявления об “исключении” Армении из числа значимых для Тегерана партнеров не последует.

Но между официальными декларациями и политико-экономической реальностью всегда существует серьезная дистанция. Иранская экономика сегодня требует интенсивного развития отношений с Азербайджаном. Для политики Тегерана в регионе партнерство с Баку становится ключевым фактором, иначе возникает опасность утраты позиций.

А как же Ереван? В условиях обостряющейся региональной конкуренции он нужен Ирану только в пропагандистских целях. Политики в Тегеране будут демонстрировать готовность выступить посредниками в армяно-азербайджанских переговорах, если вдруг таковые наметятся. Набирая при этом дополнительные политические очки в региональной конкуренции. Собственно, на это значение отношений с Арменией для Ирана и исчерпывается. Ставки в разворачивающейся на наших глазах борьбе за лидерство, влияние и достойное место на новой политической карте региона слишком высоки, чтобы Тегеран отказался от партнерства с Баку в пользу местного аутсайдера.