Недавно популярная ведущая канала «Культура» и дочь министра здравоохранения Азербайджана Нармин Ширалиева стала министром культуры Московской области. Интересно, происходило ли когда-нибудь в мировой истории нечто подобное? Два министра в одной семье, к тому же представляющие разные государства, в данном случае – Азербайджан и Россию?!
Как передает AZE.az, о том, как творческий человек чувствует себя в министерском кресле, кто совершил преступление против культуры, как нагорно-карабахский конфликт повлиял на человеческие отношения и почему Нармин Октаевна называет Пушкина своим советником – в эксклюзивном интервью Нармин Ширалиевой «Москва-Баку».
– Нармин Октаевна, тот случай, когда два министра в одной семье… Вы не выясняли, такое, возможно, впервые?
– Нет, мы не выясняли, но шутили на эту тему очень много. Правда, как дочь академика я могу сказать, что генетика – это наука, и какие-то вещи, в том числе и на подсознательном уровне папа мне передает. Мы, конечно, не общаемся в формате совещания, но какие-то моменты передаются, а чем дальше, тем больше я испытываю желание общаться с ним, воспринимать его опыт. Мой отец – человек своей профессии. Он не номенклатурно находится на своей должности, он прежде всего блистательный врач. Который прошел профессиональный путь. Защитил кандидатскую диссертацию, докторскую…
Кстати, на защите докторской я присутствовала. Я была тогда студенткой первого курса МГИМО, папа защищал диссертацию в Москве, в знаменитом онкологическом центре на Каширском шоссе. Я помню все свои ощущения – насколько все было строго, торжественно… Позже, когда я сама защищала кандидатскую, эти картины всплывали у меня в памяти. Как папа произносил доклад, я не до конца понимала, о чем он говорит, но сама его манера держаться спокойная, уверенная… Чувствовалось, что весь свой путь он прошел «ногами»…
Для меня тоже очень важно, что, прежде чем стать министром культуры, я многое прошла и пережила в своей профессии. Еще участь на втором курсе института, я понимала, что культура – это мое. МГИМО давало и дает прекрасное базовое образование, абсолютно разностороннее. Сейчас, когда я преподаю, как профессор, я своим студентам все время повторяю: самое главное – вы должны решить, чем вы хотите заниматься. Потому что специализации нет, дается весь спектр знаний. И экономические дисциплины, и юридические, история международных отношений, иностранные языки, страноведение. Например, у меня была Франция. Я до сих пор эту страну нежно люблю и, как мне кажется, знаю ее специфику.
Я выбрала культуру, культурологию, международные культурные связи. Причем, меня изначально интересовала тема государственного регулирования, государственной политики в сфере культуры. Мне этот план был близок. Ведь что такое, по сути своей, международные культурные связи? Политика, дипломатия. Так вот, это мое. Поэтому я сегодня в должности министра культуры Московской области использую все то, что мне дало мое образование и то, что было наработано в профессии.
– Вообще женщина на посту министра культуры невольно вынуждает вспомнить легендарную Фурцеву. Министра культуры СССР. В чем, как вам кажется, она могла бы стать образцом для подражания, и что вы сочли бы для себя неприемлемым ни при каких обстоятельствах?
– (Со смехом). Нет, только не это!
– Почему? У вас какое-то отрицательно отношение к этой исторической фигуре?
– Нет, не отрицательное. Просто я немного побаиваюсь каких-то сравнений, потому что надо идти своим путем. Фурцева изначально была человеком не из культуры, но при этом она многое сделала. А моя реакция скорее связана с тем, что совсем недавно случился забавный эпизод на эту тему. Со своей подругой, сопрано Большого театра Анной Аглатовой я пришла к Михаилу Ефимовичу Швыдкому на спектакль «Жизнь прекрасна», по его приглашению. Мы чудесно пообщались, поскольку мы обе его очень любим, он помнит меня буквально с первых шагов на канале «Культура», много мне помогал.
Этот спектакль Михаил Швыдкой, как известно, ведет сам. Сначала выходит на сцену и поет, а затем выступает в качестве ведущего. И при этом рассказывает, рассуждает о различных периодах в истории. Итак, он говорит: «Да, вот то время, когда у нас министром культуры СССР была Екатерина Фурцева, женщина яркая, противоречивая, кого-то она любила и поддерживала, соответственно, этим людям было хорошо и прекрасно жить в искусстве, например, Олега Ефремова, кого-то она любила меньше, но все равно существовала «Таганка» Любимова… А почему я все это сейчас говорю? Потому что у нас сегодня в зале присутствует молодая, очаровательная министр культуры и мои слова прежде всего ей адресованы…». Мне стало так неловко! Аня шепчет: «Ты хотя бы встань, помаши рукой!». Весь огромный зал бывшего кинотеатра «Россия» обернулся на меня, во всяком случае, у меня возникло такое ощущение. Я была совершенно не готова к такому повороту событий…
Многие люди из моего окружения, люди старшего поколения, безусловно знали Фурцеву лично. Исходя из того, что я вижу и понимаю о ней – нельзя с холодным носом относиться к тому, что ты делаешь. А Фурцева была очень увлечена, вовлечена, и с этим я, конечно, спорить не буду.
– «Кого-то любишь и поддерживаешь, кого-то любишь меньше…». Вот такая личностная, субъективная вовлеченность – как вы считаете, она неизбежна, если подходить к своему делу не с холодным носом?
– Это, в принципе, очень большой недостаток для руководителя. Здесь нужно просто над собой работать и стараться этого избегать. Культура только кажется субъективной. На самом деле это не так. На самом деле как раз культура предмет очень конкретный, потому что отклик, оценка всегда очевидны. Есть такая банальнейшая фраза: «Зритель голосует ногами». В профессиональном кругу все всё равно знают, что такое высокая планка профессионализма. Это очевидно. И если, допустим, человек говорит: «А я люблю поп-музыку в том низком качестве, в котором она сегодня существует, поэтому я вместо концерта классической музыки вам сейчас приведу в консерваторию «проставьте имя», потому что я его люблю…». Так вот, это преступление.
Я – живой человек. Я смотрю пять спектаклей в течение недели, или в течение месяца. И я должна понимать, что это – выдающийся режиссер. Условно говоря, Валерий Фокин, крупнейший режиссер современности. Это – режиссер Лев Додин, и это тоже выдающийся режиссер, который уже вписал свою главу в историю мирового театра. Это те вещи, которые я должна понимать. Но я – живой человек. Я могу, посмотрев два равновеликих спектакля, на одном расплакаться, а на другом – нет…
Другой вопрос, что кто-то может сидеть в зрительном зале и просто думать о своем. Это не мой случай. Я вовлечена. Я не скрываю, что я – консерватор, и, если говорить о живописи, то мне нравится классическая живопись. Что-то я могу оценить чисто интеллектом, признать, что это выдающееся произведение, но оно меня не тронуло. В конце концов, у каждого из нас своя биография, какие-то свои струны. И это нормально. Но одновременно существует магистральная линия, очевидные ценности в сокровищнице культуры, и это касается любого жанра.
Самая опасная территория, я вам скажу – это современное искусство. Потому что все решает время. И риск под названием «А король-то голый!» присутствует. Но эта зона риска не так велика. В остальном же, что касается сохранения культурных ценностей – то если подходить исключительно с меркой «нравится – не нравится», то такого деятеля, такого руководителя нужно просто гнать в шею. Так что я не имею на это права.
– Насколько интересно творческому человеку оказаться в роли министра? Как-будто ответ лежит на поверхности. Появляется возможность что-то изменить, что-то сделать иначе, возможность реальных действий, а не просто слов.
– Конечно. Это огромнейшая возможность для самореализации. Во-первых, к приходит колоссальный объем информации, приходит сам. А мне любая информация из области культуры интересна. Я могу ее читать утром, днем и вечером. В нашей семье практически все врачи, и моя мама была психиатром, поэтому у меня иногда всплывают в сознании ее профессиональные термины, такие, например, как «аффективно значимая информация». Так вот новости из мира культуры для меня в основном таковыми и являются, потому что я этим живу. И вот получается – то, чем я живу, меня окружает с утра до вечера в рамках моей профессиональной деятельности. Это же абсолютное счастье! Я даже не понимаю, как может быть по-другому!
Если же ты журналист, ты чувствуешь себя не вполне реализованным… И у меня это было…
– Почему?
– Потому что, видимо, в какой-то момент я переросла свою деятельность на ТВ, я почувствовала, что могу гораздо больше, а мне дают всего пять минут, но я знаю больше и хочу этим поделиться.
Теперь все иначе, и я, кстати, совсем не лишена возможности запускать творческие проекты, для губернатора Московской области, Андрея Воробьева, культура находится в приоритете. Начинается «Год театра». И это же просто безумно интересно, продумывать проекты, связанные с театром. Кого мы привезем, какие гастроли организуем, фестивали устроим. И я могу не просто заниматься маниловщиной, строить в голове воздушные замки. Я могу это немедленно реализовать! Разве это не счастье?!
– Однажды вы сказали, – и, разумеется, это замечаем мы все, так или иначе, – о тотальной примитивизации, которая проникла во все сферы… Вы четко назвали это преступлением. Но у любого преступления обязательно есть автор. Кто же автор?
– Я думаю, время. Точно так же, как долго отзывалось наследие семнадцатого года, продолжает отзываться наследие девяностых. Страшный момент коммерциализации, когда культура вынуждена была выживать, и неизбежно появились такие сопутствующие выживанию вещи, как антреприза в плохом понимании. Любой спектакль, если выдерживать подлинно высокий уровень, очень долго и тяжело готовится. Допустим, сейчас мы проводим гастроли МХТ в Подмосковье и мне объясняют, что такой-то спектакль на сцене данного конкретного ДК сыграть невозможно, потому что негде будет поместить некий очень важный световой прибор, и получится уже не тот спектакль… Вдумайтесь, одного луча не хватает!
А в девяностые появились антрепризы в плохом понимании. Популярные актеры, которым нужно было выживать, собрались ненадолго, что-то придумали, выучили роли, или не успели, вышли на сцену без декораций, с тремя тумбочками. И только оттого, что их вчера видели по телевизору, собрались зрители, но давайте называть вещи своими именами: это же халтура!
В музыке появилось такое понятие, как фонограмма. Выступали под записанное чуть ли не двадцать лет назад, условное «Ты меня любишь, а я тебя». Вот это все наследие девяностых годов.
– «Два кусочека колбаски».
– Совершенно верно. Медийность ради медийности, популярность ради популярности. Это нужно просто пережить, преодолеть. Но я, как верующий человек, стараюсь не осуждать: те, кто сделал таким образом свою карьеру, сколотил свои капиталы – осуждать не надо, потому что “мне отмщение и аз воздам”.
– Нармин Октаевна, двадцать лет продолжается нагорно-карабахский конфликт. И это просто не могло не сказаться на человеческих отношениях. Я спрашиваю об этом потому, что, в то же время, существует ваша дружба с Арменом Джигарханяном. В одном из интервью он назвал вас своей подругой…
– Понимаете, люди, которые пишут гадости в соцсетях – эти самые люди никогда не нальют беженцу стакан чая. Это разные совершенно люди. Одни помогают и проводят дни и часы с матерью, которая потеряла на войне своих детей. Или, – шире, – ищут возможности для того, чтобы страна приняла большое количество беженцев, дала им социальные гарантии. Тех же, кто выступает в соцсетях можно только пожалеть. Скорее всего, у них нет семьи, нет любви… И они не могут придумать ничего лучше, кроме как выплескивать в Интернет свою обиду на жизнь.
Армен Борисович Джигарханян – народный артист СССР. Артист, олицетворяющий советский кинематограф, на котором выросло не одно поколение советских людей. Я подчеркиваю – советских, поскольку время его расцвета приходится на этот период. Его работа в Театре Маяковского вошла в золотой фонд отечественного театра. Джигарханян сыграл в пьесе Теннесси Уильямса «Трамвай желание» роль, которую играл Марлон Брандо.
Армен Борисович снимался в нескольких фильмах моего покойного мужа, Евгения Гинзбурга, и они очень дружили, потому что Гинзбург любил артистов синтетических, характерных, ярких. Джигарханян не пел, но он чувствовал музыку, и он играл, в частности, в «Рецепте ее молодости» Людмилой Гурченко. Вместе с моим покойным мужем они строили кинематограф нашей страны, лучшие вещи они делали вместе. И это все было еще до моего рождения.
Потом я родилась, выросла, вышла замуж за своего мужа и до сих пор живу на улице Строителей, куда я, собственно, пришла когда-то к нему и там же, рядом, на Ломоносовском проспекте находится театр Армена Борисовича, мой муж с ним дружил, как и с Леонидом Ярмольником, Александром Абдуловым, это была одна компания. Джигарханян пригласил Гинзбурга в свой театр ставить спектакли. Для Жени это было что-то новое, так как театром он никогда не занимался, несмотря на то, что окончил Театральный институт. Женя поставил там спектакль «Безымянная звезда». Одним словом, они вместе работали, общались, и я как бы «получила» Армена Борисовича в наследство от своего мужа. Правда, будучи юной журналисткой, я прекрасно понимала, что Джигарханян – это наследие, что из той великой плеяды после того, как умер Тихонов, осталось всего двое. Лановой и Джигарханян.
Потом появилась Виталина. Мы с ней тоже общались, дружили, общаемся до сих пор, потому что я друзей не сдаю. Так вот, Армен Борисович и Виталина мне предложили именно в этом театре (никто другой, подчеркиваю, мне ничего подобного не предлагал) сделать цикл «Встречи с Нарой Ширалиевой». С выдающимися артистами. У меня в гостях была, в частности, Светлана Немоляева. Вы знаете, простоять три часа на сцене театра с великой актрисой – для меня это был профессиональный вызов, и я очень горжусь, что я с этим справилась.
Это все – длинная профессиональная жизнь. Джигарханян, помимо всего прочего, сказал, что будет делать свой творческий вечер только со мной – ему со мной было комфортно находится на сцене. С его творческим вечером мы ездили на фестиваль в Благовещенск и по пути произошла история, которую невозможно забыть… Ее и вспоминать тяжело, и забыть трудно….
– Что случилось?
– Я не очень люблю летать. А в Благовещенске очень короткая взлетная полоса. Самолет пошел на снижение, ударился о землю и резко пошел вверх. Мне было очень страшно! Я побледнела… Потом мне рассказывали, что и со стороны это выглядело настолько страшно… Встречавшие нас в аэропорту, уже, морально готовясь к самому худшему, едва не поседели, сосчитав всех народных артистов на борту этого самолета. Джигарханян взял меня за руку и прошептал: «Девочка моя, девочка, не бойся, – и не надо нам туда, сейчас обратно домой полетим …». Стали шутить, вроде бы отвлеклись и приземлились в результате со второго раза.
Армен Борисович очень тепло относился к моему сыну, Саше. Очень радовался, когда Саша поступил в ГИТИС. Говорил: «Будешь у нас ставить спектакли!».
Правда, то, что происходит сейчас – абсолютная трагедия…
– То, что происходит с Арменом Джигарханяном?
– Да. И это тоже продукт деятельности тех нечистоплотных людей, у которых нет своей жизни, и которые паразитируют на других. Я же знаю всю эту историю изнутри. Армен Борисович – далеко не мальчик, у него очень большие проблемы со здоровьем, которые давно прогрессируют. Виталина занималась этими проблемами. А те, кто спекулирует… Я даже говорить о них не хочу! Его же полностью заблокировали, с ним никто не видится, остается надеяться только на Божью помощь…
Если же вновь затронуть тему Нагорного Карабаха – то здесь сам подход неправильный. Нельзя сравнивать красное и круглое, сложнейший политический вопрос и человеческие гуманитарные связи. Деятели культуры по сути своей должны быть миротворцами. Политическую сторону вопроса я не позволю себе комментировать, – политика не находится в моей компетенции.
– Почему вы называете Пушкина своим советником?
– Очевидно, потому что это самое ценное в русской культуре. Это камертон. Когда говорят о поиске новых идеалов и новых смыслов, я не возражаю. Но без воды жить нельзя. Можно пить свежевыжатый сок, кислородный коктейль, или иван-чай, но без воды мы умрем. Нам нужно утром проснуться и выпить стакан чистой воды, которая родилась до нас и в нашем организме составляет большую его часть. Вот Пушкин – это чистая вода. Тот, кто живет без Пушкина, живет в каком-то мраке. Я для состояния баланса в своем духовном организме всегда будут жить с Пушкиным, Толстым, Чайковским, Моцартом.
Я готова бесконечно слушать «Евгения Онегина», в разных вариантах. Если передо мной встает выбор – пойти на «Евгения Онегина», «Пиковую даму», или на что-то еще, я выберу Пушкина. Я могу на томике Пушкина, как в старину, погадать, открыв его наугад. А если происходит что-то неприятное, вспомню «Опыт – сын ошибок трудных», и сразу становится немножко легче…