Эксперт Международного дискуссионного клуба ”Валдай”, политолог-иранист Фархад Ибрагимов заявил “Вестнику Кавказа” о том, что ирано-азербайджанские отношения за последние пять-шесть вышли на качественно новый уровень.
– Если рассмотреть российско-иранские отношения сквозь призму Южного Кавказа, то какова ситуация на сегодняшний день?
– В отношении каждой из закавказских республик у Ирана выстроена своя стратегия. Так, ирано-азербайджанские отношения за последние пять-шесть вышли на качественно новый уровень. Это не данные дипломатов, экспертов, политологов, которые подходят к этому вопросу комплиментарно, а непреложный факт. В 1990-2000-х отношения Ирана и Азербайджана были прохладными – Тегеран был заинтересован в продвижении экспорта Исламской революции на территории Азербайджана. Сейчас в ИРИ это, конечно, отрицают, но это правда. После Исламской революции 1979 года аятоллы, которые пришли к власти в Иране (как их называют, “режим черных мулл”), решили продвигать свои идеи в странах, где преобладает мусульманское население шиитского толка: в Бахрейне, Ираке, Ливане.
Очевидно, что в отношении Азербайджана при СССР такую мысль можно было бы допустить только теоретически, поскольку Советский Союз в тот период был достаточно сильным, хотя его уже ослабило вторжение в Афганистан. После развала СССР, с 1992 года некоторые иранские политики начали разрабатывать формулу, которая позволила бы вернуться к этим идеям экспорта Исламской революции в Азербайджан. Они хотели создать шиитскую ось, которая могла бы стать неким ремнем безопасности для Ирана. Причем сами иранцы в тот период испытывали большие проблемы: ирано-иракская война закончилась ничьей, но нанесла большой урон экономике и престижу ИРИ на мировой арене. После революции офицерский корпус, который существовал при шахе, был полностью уничтожен. С военной точки зрения иранцы набили руку, обрели определенный опыт, однако Тегерану катастрофически не хватало ресурсов. В этой связи иранцы надеялись на то, что если будет создана некая шиитская ось в геополитическом масштабе, то она сможет вывести Иран на новый уровень. Однако в Азербайджане сразу дали понять, что никаких разговоров об исламской республике быть не может. Мы, как говорили в Азербайджане, любим ислам, уважаем, принимаем, но в политике его быть не должно, поскольку образ жизни азербайджанцев не подразумевает полноценного вхождения религии в политику.
– Внутриполитическая ситуация в Азербайджане на тот момент не давала Ирану надежды на экспорт своих идей?
– Отношения между Тегераном и Баку подпортились еще при “Народном фронте” в Азербайджане. “Фронт” правил всего год, но наломал дров так, что отношения были испорчены не только с Ираном, но и с Китаем, и с Турцией, и с Россией. “Народный фронт” в итоге канул в Лету, но отношения между Тегераном и Баку в одночасье не улучшились, поскольку отсутствовал важный элемент доверия. Тогда вовсю полыхал армяно-азербайджанский нагорно-карабахский конфликт, а Иран не присоединился к блокаде, которую осуществили Турция и Азербайджан в отношении Армении. По мнению некоторых азербайджанских политиков, если бы эта блокада была установлена и со стороны Ирана, то Армения не смогла бы достичь своих целей в Карабахе.
При иранском президенте Махмуде Ахмадинеджаде, который был представителем консерваторов, отношения Тегерана и Баку были хаотичными, поскольку Ахмадинеджад был занят укреплением, прежде всего, своего имиджа, а иранская ядерная программа стала активно обсуждаться именно при нем. Это вызвало дополнительный всплеск негативных эмоций со стороны Запада в отношении ИРИ. Даже Россия в 2010 году ввела санкции в отношении Ирана на поставку систем противоракетной обороны С-300, правда, потом эти санкции были сняты. Кстати, к Ахмадинеджаду в Иране до сих пор негативное отношение, хотя его уже шесть лет нет во власти.
В 2013 году новый президент Хасан Рухани, представитель реформаторов, начал открывать Иран миру, при этом не отходя от норм и правил Исламской республики. Его девиз – идти на небольшие компромиссы, чтобы достичь больших целей. Этот девиз помогал ему по жизни. Рухани учился в Ланкастерском университете в Великобритании, должен был писать докторскую диссертацию в Гарварде, но вместо США уехал в Париж, присоединился к изгнанному аятолле Хамейни. Сейчас Рухани придерживается норм Исламской республики, но, по меркам нынешнего Ирана, считается достаточно либеральным человеком, который заинтересован в открытости Ирана, в том, чтобы к стране тянулись другие. В какой-то степени ему это удалось сделать. Потому что сегодняшний Иран и Иран десятилетней давности – совершенно разные вещи. Три месяца назад я был в Иране и увидел совершенно другую страну.
– И что вы там увидели?
– Я увидел, что это не исчадие ада. Не так страшен Иран, как нам его малюют. Это обычная страна, но со своими нюансами, со своей очень древней, трехтысячелетней, культурой. Это страна, которая имеет свои традиции, и не хочет от них отказываться.
Конечно, санкции сказываются на образе жизни иранцев. Я разговаривал с водителями, продавцами, учителями – на этих людях держится любая страна. Они хоть и поругивают свое правительство, но когда речь заходит о международной политике, все эти нарекания отпадают. Они говорят: “Нас не любят, и дело не в наших властях”. В свое время шахская политика в Иране была нацелена на укрепление отношений с Западом. Когда в 1978 году президент США Картер приехал со своей делегацией в Тегеран, шах запретил своим министрам сидеть в присутствии американского президента. Когда руководитель государства ведет себя так неуважительно по отношению к своему окружению (а окружение – часть народа) это никому не понравится. Шах действительно вел себя очень непоследовательно, и реформы, которые он провозгласил, так называемая “белая революция” в 1963 году, не дали никаких плодов, только усугубили ситуацию. Люди это понимали. Потом Хомейни обещал, что реформы в Исламской республике выведут страну на новый уровень. Где-то в 1983-1984 году его спросили на митинге, почему иранцы до сих пор живут не так, как им было обещано, и Хомейни ответил: “Мы не для того свершили революцию, чтобы снизить цены на дыни”. Словом, Иран – страна достаточно неоднозначная, на которой к тому же до сих пор сказываются последствия и революции, и войны…
– Каковы настроения людей в Иране?
– В Тегеране обшарпанные улицы, плохо одетые люди, но они оптимистично настроены, верят, что это все временно. Люди говорят: “Таковы реалии жизни, надо адаптироваться под них”. Они не ноют. Они работают. Они понимают, что если будешь ныть и это нытье выплескивать на улицах в формате митингов, то станет только хуже, экономическая ситуация ухудшится на радость врагам. Врагами они считают Израиль, США, а в большей степени Саудовскую Аравию. Иранцам с Израилем делить нечего, границы нет. Отягощает ситуацию только палестинский фактор. То же самое с Америкой. Иран действительно в чем-то развивается, преуспевает в технологиях, в медицине, но там не уделяют должного внимания благоустройству городов, не собираются облицовывать дома, строить новые проспекты, они считают, что все это мелочи. А глобальные для них вещи – образование и медицина.
– Каковы сейчас отношения Тегерана со странами региона?
– После прихода к власти Рухани попытался нормализовать отношения с Турцией, с Азербайджаном, поднял вопрос о разделе Каспия, который обладает большими ресурсами, в том числе нефтегазовыми. Иранцы претендуют на то, чтобы море было поделено поровну. Если бы Россия, Туркмения, Казахстан и Азербайджан согласились поделить Каспий по иранскому плану, то тогда бы ИРИ достались лишние 9%, у Казахстана бы забрали 7%, у России – 2%, у Азербайджана – 3%. Рухани очень умный человек, он отстаивал свою позицию аккуратно, с улыбкой на лице. У него не получилось отстоять позицию Тегерана, но подписание Конвенции о статусе Каспия – и его заслуга тоже.
Сейчас Иран считает Азербайджан главным партнером на Кавказе. Международный транспортный коридор “Север-Юг” призван соединить индийский порт Мумбаи с Санкт-Петербургом, доставляя грузы в обход Суэцкого канала, через Иран, Азербайджан, Россию и далее в Европу. В этом смысле Иран и Азербайджан являются одними из ключевых звеньев, потому что они соединяют Россию и Индию. Стабильность Ирана и Азербайджана для этого проекта необходима. Азербайджан вложил $500 млн в то, чтобы иранцы достроили наконец свой участок дороги от азербайджанского города Астара до иранского города Решт. Это говорит о том, что Азербайджан тоже относится к Ирану очень серьезно, имеет на него планы. У Ирана исторически плохо с железнодорожной логистикой. Там плохие и железные, и автомобильные дороги. У них даже бордюры стоят неровно, никто не соблюдает ПДД, там вообще хаотичное движение…
– Какова позиция Тегерана по карабахскому урегулированию?
– Иранцы на словах, во всяком случае, заинтересованы в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе. При этом они стараются активно в него не вмешиваться. 7 мая 1992 года в Иране были подписаны соглашения о прекращении огня. Тогда азербайджанцы огонь прекратили, а уже на следующий день, 8 мая, город Шуша в Карабахе пал под натиском армянских вооруженных сил. А ведь Иран выступал гарантом прекращения огня! Поэтому недоверие к иранцам со стороны Азербайджана вполне логично. Иранцы и сами понимали, что их миротворческая инициатива полностью провалилась. С тех пор они пытаются не особо в это вмешиваться, чтобы еще раз не наломать дров.
– В других сферах как развивается ирано-азербайджанское сотрудничество?
– Товарооборот растет, но не намного. Иранцы создали совместное предприятие с Азербайджаном по производству автомобилей. Туристы из Ирана прилетают в Баку. В последние три-четыре года в Азербайджане вообще наблюдался туристический бум.
– С чем он связан?
– За последние 10 лет в Баку проведены большие преобразования. Президент Ильхам Алиев активно вкладывает средства в развитие туристической инфраструктуры. Он еще в 2004 году заявлял о том, что нефть рано или поздно закончится, и надо развивать туризм. Многие тогда не верили, что это возможно. Но 15 лет назад Азербайджан не имел ни геополитического веса, ни экономического. Тогда еще не заработал нефтепровод ”Баку-Тбилиси-Джейхан” и другие проекты… Президент к таким вопросам подходит очень последовательно, стратегически. У него сильная команда, и сам он политик достаточно прагматичный, понимающий, как надо выстраивать политику, чтобы слезть с нефтяной иглы. У Азербайджана, несмотря на то, что он страдает от оккупации, есть четкие перспективы по развитию новых для него отраслей, в частности туристического направления. Я не соглашусь с теми, кто говорит, что Баку копирует Дубай. Дубай – абсолютно новый город, а у Баку есть своя изюминка с точки зрения исторической ценности.
Страны региона заинтересованы в том, чтобы Азербайджан оставался стабильным. И Россия, и Турция, и Иран понимают, что стабильный Азербайджан – залог стабильности на всем Южном Кавказе. Если сравнить покупательную способность азербайджанцев, заработные платы, ВВП на душу населения сегодня и 15 лет назад, то можно увидеть, насколько успешно развивается страна.
– А каковы отношения Ирана с другими странами Южного Кавказа?
– С Арменией у Ирана отношения достаточно хорошие. На ирано-армянской границе создается зона свободной торговли (ЗСТ) Евразийского союза, призванная укрепить отношения между ЕАЭС и Ираном. Тегеран проявляет большой интерес к ЕАЭС, и Армения как страна, которая является неким анклавом Евразийского союза, имеет возможность сотрудничать с Ираном. Но я скептически отношусь к этому проекту, потому что ЗСТ предполагает активные финансовые вливания, экономическую подпитку, которая смогла бы вывести экономику Армении на должный уровень. Однако Армения не обладает собственным потенциалом, в проекте ведь задействован потенциал ЕАЭС. Иран, в свою очередь, страдает от санкций, поэтому с неохотой делится деньгами, вкладываясь только в самое необходимое. Если Тегеран увидит в ЗСТ острую необходимость, то будет вкладывать в нее деньги, но не больше 55-60%. Свою долю должна внести и Армения. Но с учетом того, что премьер-министр Никол Пашинян ведет непоследовательную политику, к сожалению, иранцы скептически подходят к вопросу ЗСТ.
Что касается Грузии, то она делает ставку на иранских туристов, хотя у Тбилиси с Тегераном отношения тоже неровные. В последнее время иранцы проявляют интерес к Южной Осетии, где многие называют себя ираноязычными. Это вызывает раздражение грузинской стороны. Кроме того, Грузия нацелена на сотрудничество с Европой, поэтому иранское направление для нее интересно, но не в полной мере.