По мнению российского эксперта, у Ирана не так много возможностей для реализации своей политики в северном направлении.
Как передает AZE.az, Caliber.Az публикует интервью с кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е.М.Примакова Российской академии наук (ИМЭМО) Станиславом Притчиным.
– Что, на ваш взгляд, сегодня происходит в азербайджано-иранских отношениях? В чем причина игры мускулами и агрессивной риторики Ирана?
– Объективно говоря, здесь можно рассматривать ряд факторов, которые могут повлиять на то, что Иран в последнее время заметно ужесточил свою риторику в отношении Азербайджана. С одной стороны, это может быть накопленное недовольство изменением расклада сил в регионе Южного Кавказа. Дело в том, что долгое время, до прошлогодней войны в Карабахе, ситуация была геополитически другой. Из 130 километров азербайджано-иранской границы большая часть де-факто была под контролем Армении. Это в свою очередь позволяло Ирану реализовывать экономические проекты с Арменией, в Карабахе в целом без оглядки на Азербайджан. Хотя справедливости ради нужно отметить, что ряд экономических проектов, например, строительство Худаферинской ГЭС, Иран согласовывал с Азербайджаном, несмотря на то, что на тот момент эта территория находилась под оккупацией армянской стороны. Но Иран все же пытался соблюсти международный баланс и нормы международного права, потому что проект реализовывался де-юре на территории, принадлежащей Азербайджану.
Еще одной причиной можно назвать усиление роли Турции в регионе после Второй Карабахской войны. Турция также заметно нарастила свое влияние и в Азербайджане. Это и совместный с Россией мониторинговый центр в Агдаме, военные контакты и учения, которые проходят на территории Азербайджана, последние были в Лачинском районе, это и военное сотрудничество. Известно, что официально подписаны документы о присутствии турецких офицеров в Азербайджане.
В целом ИРИ недовольна изменившимся раскладом сил в регионе, и обострение отношений с Азербайджаном – отчасти накопленный негатив от изменившейся геополитической ситуации. Но вместе с тем нельзя отбрасывать и внутрииранскую динамику и изменения. После недавних президентских выборов в Иране пост главы государства занял Ибрагим Раиси, который считается более консервативным, нежели его предшественник Хасан Роухани. В этой связи мы можем предполагать, что ужесточение риторики в отношении Азербайджана может быть частью изменения внешнеполитического курса ИРИ. По сути, это первый пробный камень в отношении Азербайджана, когда мы видим, что резко ужесточилась риторика Тегерана, были проведены военные учения в достаточно провокационном формате. Были также попытки в рамках визита министра иностранных дел ИРИ в Россию добиться российской поддержки. Однако Россия по многим вопросам не поддержала Иран. Во-первых, потому что Россия является гарантом урегулирования армяно-азербайджанского конфликта, во-вторых, претензии, которые звучали из Тегерана, не поддерживаются Москвой.
Как можно заметить, присутствует ряд факторов, как внутренних иранских, так и геополитических, невыгодных для Ирана, которые, скорее всего, и повлияли на изменение подходов.
Между тем, это играет на руку той же Турции и Израилю. Жесткий подход Ирана в отношении Азербайджана дает Турции и Израилю политическую возможность наращивания своей поддержки Баку и своего присутствия в регионе. Другими словами, Иран сам подталкивает Азербайджан к более тесному сотрудничеству со своими геополитическими конкурентами.
– Иран также недоволен проектом Зангезурского коридора. То есть, ему не выгодно открытие Зангезурского коридора?
– Начнем с того, что Зангезурский коридор — это название транспортного коридора, который должен пройти по югу Армении. В Заявлении от 10 ноября 2020 года он не назван Зангезурским коридором, к тому же много вопросов возникает о том, что Азербайджан реально вкладывает в это понятие и что реально планируется построить. Если исходить из риторики (Восточный Зангезур, Западный Зангезур), то у армянской и иранской общественности и политических кругов может возникнуть ощущение, что Азербайджан хочет взять под контроль юг Армении, чтобы отрезать ее от Ирана. То есть достаточно активная риторика вокруг Зангезурского коридора может создавать определенные непонимания в Иране.
Но если посмотреть на заявление о перемирии, можно увидеть, что позиция Азербайджана в том, что у Зангезурского коридора должен быть такой же экстерриториальный характер, какой есть у Лачинского коридора, в принципе прагматичная. Иными словами, как написано в Заявлении от 10 ноября, он должен быть под контролем российской пограничной службы. Если исходить из этой позиции, то для Ирана ничего не меняется. Российские пограничники охраняют армяно-иранскую границу, и они, собственно, будут контролировать и обеспечивать безопасность транзита между Азербайджаном и Нахчываном в случае реализации южного транспортного (Зангезурского) коридора. То есть объективно ничего не меняется. Но опять же, тут присутствует вопрос политического восприятия, иранцы люди восточные и смотрят на все через призму слов.
– А России выгодно открытие Зангезурского коридора?
– России выгодно открытие всех транспортных коммуникаций, потому что это неотъемлемая часть плана по нормализации отношений. Безусловно, существуют объективные сложности, к примеру, Армения настаивает на том, чтобы поставка грузов и транспортные коммуникации шли через Иджеван и через столицу, а у Азербайджана другая позиция по этому вопросу. Но в целом Россия заинтересована в открытии всех коммуникаций. Если в экономическом плане Зангезурский коридор, железная дорога через Мегри стратегически важна для связи с Нахчываном, то для российско-армянских отношений важно открытие как раз северного плеча, который бы позволил создать железнодорожную связь между Россией и Арменией через Азербайджан.
– Если допустить, что между Баку и Тегераном отношения полностью испортятся, кто от этого больше проиграет?
– Ухудшение отношений между Азербайджаном и Ираном в долгосрочной перспективе не выгодно ни одной из сторон, вне зависимости от того, как будет развиваться внутренняя ситуация. Для Ирана Азербайджан является важным партнером по Каспийскому диалогу, Азербайджан – участник МТК Север-Юг (Россия, Азербайджан, Иран), участник формата взаимодействия между нашими странами, который показал свою эффективность при экс-президенте ИРИ Хасане Роухани. Также присутствует ожидание того, что Иран поддержит этот диалог при новом президенте. В принципе у Ирана не так много возможностей для реализации своей политики в северном направлении. Несмотря на то, что Тегеран достаточно успешно проводит свою политику на Ближнем Востоке, в Сирии, в Ираке, его северная политика в отношении Южного Кавказа и Центральной Азии не столь успешна, ему не удается качественно улучшить политическое взаимодействие и расширить экономическое сотрудничество. И в таких условиях разбрасываться партнерами и связанными с ними проектами – это не самый рациональный подход.
Кроме того, в 2018 году, когда ядерная сделка Ирана действовала, мы видели серьезное сближение позиций между Ираном и Азербайджаном по Каспию. Тогда во время визита президента Роухани в Баку был подписан меморандум о взаимном совместном освоении пограничных месторождений, что в принципе отвечает интересам всех игроков. Для Ирана это возможность подключения к уже построенной азербайджанской инфраструктуре. Как это, например, было с месторождением «Достлуг». Более того, это существенно снижает затраты на возможное инвестиционное освоение месторождений в будущем, и позволяет иранским энергоресурсам поступать на европейский рынок. Иными словами, это идеальный сценарий, но при требовательной и несколько иррациональной внешней политике, какую ми видим со стороны Ирана, очень сложно рассчитывать на то, что в ближайшей перспективе Азербайджан с Ираном смогут вернуться к переговорам по совместному освоению месторождений на юге Каспия даже в случае, если ядерная сделка Ирана позволит это сделать. Поэтому разбрасываться партнерами не в интересах Ирана.
Между тем, нельзя сказать, что для Азербайджана ухудшение отношений с Тегераном – это позитивное развитие ситуации, потому что все равно Иран – важный геополитический сосед, с которым после 44-дневной войны граница стала еще больше. Также между странами присутствует близость по совместным проектам в рамках Каспийского диалога. Это общее пространство безопасности.
Безусловно, сохранение напряженности, особенно по карабахскому вопросу, для Азербайджана не будет носить характер экзистенциального риска, но, тем не менее, это будет отвлекать часть ресурсов, которые могли быть направлены на развитие экономических проектов, на реагирование на проблемы, которые сейчас имеются в отношениях с Ираном. В общем это обоюдно невыгодное развитие ситуации, так как между Азербайджаном и Ираном слишком много взаимозависимости.
В контексте международных отношений, где важен поиск компромисса и точек взаимодействия, которые максимально позволяли бы поддерживать и сохранять конструктивные отношения, у Азербайджана хоть и обоснованная, но жесткая политика. То есть, если у Ирана есть претензии по каким-то направлениям, то мы знаем, что дипломатическим путем эти вопросы каким-то образом решаются, просто нужно, чтобы стороны прагматично и конструктивно подходили к интересам друг друга и могли их учитывать, а не срывались в огульные обвинения, проведения военных учений и прочее.
– Можно ли считать МТК «Север-Юг» и Зангезурский коридор конкурирующими проектами?
– В целом МТК «Север-Юг» и Зангезурский коридор не являются конкурентами, а наоборот, дополняют друг друга.
Если ось «Север-Юг» проходит через Индийский океан, Персидский залив, Каспийское море, Иран, Азербайджан, Россию и дальше в страны Европы, то Зангезурский коридор проходит с Востока на Запад, и является связью дополнительного транспортного направления на Южном Кавказе. То есть, в данном случае присутствует не конкуренция, а серьезные взаимопересечения и выгоды.
– Каким вам представляется геополитический расклад на Южном Кавказе после прошлогодней войны?
– Очевидно, что в геополитическом плане за последний год ситуация в регионе Южного Кавказа кардинальном образом изменилась. Возвращение районов, которые окружают Карабах, серьезнейшим образом изменили расклад сил.
О заметном усилении влияния Турции в регионе говорят такие факторы, как турецкое вовлечение и поддержка Азербайджана на уровне поставки вооружения, апробирование его в новых условиях, подключение штабных офицеров к планированию и проведению операций, мониторинговая миссия и огромное количество военных учений, которые проводятся в Азербайджане. Понятно, что это не может не тревожить Иран, который не имеет таких возможностей по наращиванию своего влияния в регионе несмотря на то, что ИРИ имеет более или менее союзнические отношения с Арменией.
Если говорить про российское влияние в регионе Южного Кавказа, то оно, с одной стороны, усилилось, потому что Россия благодаря взвешенной и прагматичной позиции по Карабахскому кейсу фактически выступила гарантом мира и позволила избежать серьезного гуманитарного кризиса и, возможно, еще большего количества жертв среди армянского населения Карабаха. Размещение российского миротворческого контингента в Карабахе позволило сохранить жизнь жителей Карабаха, которые, вполне вероятно, оказались бы жертвами дальнейших боев.
С другой стороны, России стало гораздо сложнее проводить свою дальнейшую политику, так как необходимо искать точки соприкосновения, а они требуют компромиссов, требуют того, чтобы подталкивать как Азербайджан, так и Армению к компромиссным решениям, которые не в полной степени соответствуют их интересам. В этом и заключается основная сложность. Каждая из сторон требует учета своих интересов, что, в конечном итоге, даже в случае поиска компромисса, все равно вызывает напряженность. Условно, официальная позиция Азербайджана заключается в том, что статус Карабаха решен и он не обсуждается. В свою очередь, армянская сторона считает, что необходимо запускать переговоры по поводу статуса Карабаха. И в таких ситуациях России очень сложно найти форматы взаимодействия, которые бы устраивали обе стороны. Россия предпринимает шаги по нормализации отношений, но при этом обе стороны все равно остаются недовольны Москвой, так как каждая сторона ожидала большего учета своих интересов.
К примеру, существуют вопросы, которые не входят в зону ответственности России, в том числе миротворческого контингента. Например, вопрос делимитации и демаркации границ между Арменией и Азербайджаном, что, по-моему, к сожалению, является важным и достаточно эффективным механизмом по срыву переговоров по всем остальным вопросам карабахского урегулирования. Суть в том, что без точного понимания того, где должна проходить граница, невозможно создать нормальную переговорную атмосферу. Поэтому, каждый раз, когда стороны заявляют о своей готовности сесть за стол переговоров и искать компромиссные точки по имплементации Заявления о перемирии, появляются какие-то стычки и напряжения, и в конечном итоге вся работа по переговорам идет насмарку. Эти серьезные риски не дают оснований на нынешнем этапе говорить о том, что Россия кардинально усилила свое влияние.
С Армений у России есть серьезные договоренности по российской военной базе, обязательства по ОДКБ, однако с Азербайджаном отношения тоже очень важны по целому направлению треков, которые очень ценны для российской внешней политики на Южном Кавказе. В результате, к сожалению, мы видим, что в армянском и азербайджанском информационном пространстве Россия очень часто является объектом для критики, негатива. Это не самая позитивная сторона присутствия России в регионе.
Между тем, если говорить про Турцию, то однозначная поддержка Азербайджана кардинальным образом снижает ее возможности наращивать свое влияние в Армении. Даже если представить, что границы между Арменией и Турцией откроются, все равно будет присутствовать очень высокий уровень напряжения и неприятия в силу целого комплекса исторических разногласий. Все это не позволит Турции серьезным образом нарастить свое влияние в Армении и стать тем самым сбалансированным игроком, который может быть реальным медиатором ряда конфликтов.