Теперь вход только для «белых азербайджанцев».
Как сообщает AZE.az, ситуацию описывает haqqin.az. «Сидя на пригорке, 70-летний Агададаш Агамалиев с тоской и грустью смотрел на синий гарус моря, что, сверкая серебристыми блестками ряби, тянулся от самого маяка, который уже почти 200 лет высится над Зиринским прибрежьем и меж золотых барханов песков с ракушею и сановито застывших скал, сверкая и струясь, бежал до самых Туркян.
Смотрел и ворчал: «Даже моряна сюда не долетает». Смотрел и кого-то поругивал: «Ни дна, ни покрышки вам…» Смотрел и, в своих простеньких четках перебирая бусинку за бусинкой, нашептывал известные ему аяты из Корана. Нашептывал и, угрюмо глядя на тесно обступившие берег роскошные виллы, философствовал: «Ну, что вам еще нужно?.. И чего вам еще не хватает?.. Всё равно замотают в кафан из ситчика. Все равно уложат в узенькую яму. Ни больше и ни меньше… Вот и все ваши владения. И то, ваши ли?..».
– Ты чего, дед? Кого ты так? – обвив ручонками шею старика, спрашивает внук, которого Агададаш привел сюда, чтобы показать, где он, когда был таким же пацаненком, гонялся по отмели за кефалями, играл в ловитки в тех скалах, нырял с них и на спор плавал до самого острова Пир Аллахи…
– Да тех, сынок, кто не пустил меня с тобою к моему детству… Ограды бетонные поставили и стены высоченных домов своих. Бедной моряночке, нежнейшему ветерку с моря, не пробиться через них до нас… А было, внучек… Еще совсем еще недавно… – погружаясь, как в сон, в воспоминания, говорит старик.
Над берегом, от самого маяка до Дюбенди, тянулись заросли колючих кустов ежевики. До крови царапаясь об их шипы, они ведрами собирали здесь ягоды, ловили ежей и зайцев, видели лис… Потом купались и кувыркались в мягком и жарком, как мамина ладонь, песке… Теперь нет ежевичника. Словно его здесь и не было… И не почувствовать теперь того мягкого и ласкового, как мамина ладонь, песочка… А вот шипы, что топорщились на тех кустах, теперь стальными трезубцами повисли на проволоках, что закрывают проходы к зазывно плещущей у скал певучей зыби…
Взяв внука за ручонку, старик вместе с ним поплелся в сторону шоссе, к остановке автобуса. Все перевернулось в мире этом. Все с ног на голову. Всё стало так, как некогда в школе, а потом в техникуме и всегда в газетах писали и говорили о загнивающем капитализме, где человек человеку волк, где есть в Америке какая-то Алабама, на улицах которой чуть ли не на каждом шагу можно увидеть надпись: «Только для белых!». Значит, здесь, на взморье, скоро появится такая же табличка. И никого она не удивит. И, может, на том же автобусе, что он сейчас ждет, прямо на лбу, вместо маршрута, будет светиться такая же надпись… И она тоже никого не удивит.
– Ты чего такой хмурый, дед? – прыгая возле него, звенел малыш.
– Мне бы, сынок, сесть под тенек какой-нибудь из тех скал и ноги зарыть в теплый песок… Но ни мне, ни тебе туда нельзя… Там все только для белых… А мы с тобой аборигены…».
