Что касается проблемы Нагорного Карабаха, то, несмотря на то, что Медведев действительно был более активным посредником, чем Путин в первые два срока президентства, в реальности это посредничество мало что дало, – сказала доцент кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО Виктория Панова.
Как сообщает AZE.az, кандидат исторических наук, доцент кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО Виктория Панова в интервью Новости-Азербайджан прокомментировала ситуацию в регионе, а также возможный политический курс России в отношении Южного Кавказа при президентстве Владимира Путина.
– В связи с возвращением в Кремль Путина ожидается, как предполагается, ужесточение внешней политики России. Насколько это отразится на отношениях России со странами СНГ, в частности со странами Южного Кавказа и Центральной Азии?
– Действительно, никто не сомневается в том, что следующим президентом РФ станет В.В.Путин, хотя и не вполне корректно говорить о таком развитии событий до выборов. Тем не менее, если принять во внимание отсутствие иных серьезных фигур на политическом небосклоне, можно попытаться предположить, какую политику поведет новоизбранный президент.
Что касается курса внешней политики, то я бы не стала так однозначно говорить об ее ужесточении. Ведь после прихода Медведева к власти в качестве президента общий политический курс остался прежним. Различия наблюдались скорее на тактическом, нежели стратегическом уровне. Т.е. говорить о развороте, как в США с приходом Обамы, хотя опять же больше на уровне риторики и восприятия, нежели реального содержания (Обама не удался ни как миротворец после аванса Нобелевской премии, ни как сторонник участия США в многосторонних соглашениях, от которых отказались ранее республиканцы), нельзя.
Соответственно, т.к. курс Медведева не отклонялся от генеральной линии, обозначенной предыдущим президентом, то и в данном случае реального поворота в политике, как представляется, не будет. Также по большинству важных вопросов решения принимались как минимум после консультаций с нынешним премьер-министром.
Более того, несмотря на более жесткую риторику и представления о нынешнем премьере как автократичном руководителе, Путин является прагматиком. Он прекрасно понимает, что для сохранения стабильности власти необходимо поддержание жизнеспособного уровня, а также дальнейшее динамичное развитие экономики и благосостояния населения. Все это невозможно без нормальных и взаимовыгодных отношений по трем основным направлениям: со странами Запада для решения задачи модернизации; с динамично развивающимися экономиками (БРИКС+) для выработки более справедливых правил и реформы международной валютно-финансовой и торгово-экономической архитектуры; со странами СНГ и другими соседями для поддержания стабильного и безопасного пространства по границам РФ.
При этом курс на консолидацию ближайших соседей и союзников и более тесное сотрудничество в рамках СНГ – это долгосрочная цель, и ее выполнение было поставлено на повестку дня еще в бытность Путина президентом.
Что может измениться, так это ситуация игры в плохого и хорошего полицейского в рамках нынешнего тандема. Поэтому не исключено, что по ряду моментов после избрания Путин будет выражаться более осторожно и дипломатично, нежели сейчас, будучи на посту премьер-министра.
– Как возвращение Путина отразится на урегулировании замороженных конфликтов на постсоветском пространстве, в частности нагорно-карабахского, абхазского и югоосетинского?
– Что касается проблемы Нагорного Карабаха, то, несмотря на то, что Медведев действительно был более активным посредником, чем Путин в первые два срока президентства, в реальности это посредничество мало что дало. Еще Путин, по сравнению с ельцинским периодом, вывел отношения с Азербайджаном на более прагматичный и бесконфликтный уровень, преодолев ряд болезненных вопросов.
На сегодняшний день отношения с Азербайджаном определяются взаимовыгодным сотрудничеством (несмотря не недовольство Азербайджана отсутствием со стороны России желания полностью поддержать его позицию против Армении), а также многовекторностью политики Азербайджана, которому гораздо более невыгодно и политически, и экономически, и близоруко было бы полностью переориентироваться исключительно на США и ЕС. Ведь стабильность режима поддерживается в первую очередь такой многонаправленностью и нежеланием Запада толкнуть Баку слишком сильно в объятия России.
Тем не менее, Россия не покинет своего важного военно-политического союзника, т.к. Армения, будучи членом ОДКБ, остается единственным гарантированным пунктом военного присутствия России в регионе Южного Кавказа. Также российский бизнес в значительной степени присутствует в армянской экономике (электроэнергетика, транспорт и т.п.), что не позволит пренебречь армянскими интересами в разрешении Нагорно-Карабахского конфликта. Именно поэтому после возвращения Путина каких-то серьезных изменений на этом направлении ожидать нельзя.
При всем понимании нежелательности сохранения статус-кво, основной вектор усилий будет направлен на предотвращение силового разрешения проблемы. Это следует и из недавнего выступления министра иностранных дел РФ С.Лаврова в рамках ГА ООН, когда он заявил о том, что, являясь гарантом, Россия готова «принимать меры по невозобновлению насилия в регионе, а в случае противоправного применения силы любой из сторон – добиваться скорейшего урегулирования ситуации на основе действующих норм международного права». Хотя некоторые эксперты поспешили провести аналогию с ситуацией 2008 года и заявить, что это может свидетельствовать о готовности России применить силу в регионе. Представляется, что такое развитие событий в случае с Нагорным Карабахом нереалистично, и Россия при Путине будет продолжать прилагать весь комплекс доступных политико-дипломатических мер при сохранении нормальных отношений с обеими сторонами.
Более того, именно Россия предложила разделить роль гаранта на Южном Кавказе с ЕС и США. Ведь на современном этапе военно-силовое вмешательство, помимо общей дестабилизации региона с непредсказуемыми последствиями, может привести к окончательной потере влияния Москвы на Южном Кавказе.
Иная ситуация складывается с Грузией. В случае с Абхазией и Южной Осетией я бы не стала применять термин «замороженного» конфликта, т.к. ситуация, которая не устраивала обе стороны, была преодолена после провозглашения независимости обеими республиками от Грузии. И, несмотря на отказ большей части мирового сообщества признавать эти страны, население и элита обеих республик не видят возвращения в состав Грузии. Именно здесь вероятно ужесточение риторики (причем с обеих сторон) и усиление противодействия находящемуся у власти Саакашвили.
– Как нынешняя рокировка отразится на проблемах Каспия: определение правового статуса, энергобезопасность Каспия – проекты Транскаспийского газопровода и в целом Набукко?
– Если говорить о сохраняющихся проблемах Каспия, то не стоит забывать о том, что Россия еще при Путине, как президенте, подписала соглашения по разделу секторов в Каспийском море. Подвисание окончательного оформления статуса Каспия – это в немалой степени игра другого сильного игрока – Ирана. Возможно, более жестко будет отстаиваться при Путине позиция об эксклюзивном праве прикаспийских государств решать ключевые военно-политические и энергетические вопросы региона, т.к. это напрямую затрагивает национальную безопасность страны.
С учетом того, что силовые методы даже не могут рассматриваться в данной связи, то, говоря о ТГК и Набукко, единственный вариант для Москвы, в том числе и при Путине, это коммерческая привлекательность альтернативных проектов и серьезная взаимная политико-экономическая пакетная привязка заинтересованных государств региона.
– Как будет реагировать новый президент на приближающуюся к России “арабскую весну” – процессы в Сирии и возможно Иране, а в дальнейшем и в других странах СНГ?
– Что касается приближения «арабской весны», то, как уже говорилось ранее, Москва будет максимально содействовать стабилизации ситуации, в противоположность желаниям «раскачать» и перекроить со стороны США и ЕС. С Сирией действительно обстановка осложняется нежеланием Асада идти на компромиссы, тем не менее Россия не готова на «ливийский» вариант развития ситуации, в том числе и исходя из большей важности Сирии для РФ.
В Иране ситуация сильно отличается от арабских стран. Более того, с учетом того, что «арабская весна» смела не только неугодные режимы, вроде ливийского (с возможностью переформатирования и сирийского режима), но и в Египте, который скорее был выгоден для США. Интересно отметить пусть небольшое, но начало перемен в Саудовской Аравии с возможным увеличением прав женщин, а также определенной радикализацией и самоутверждением Турции, вполне возможно тактическое сближение между Ираном и США в рамках противодействия угрозе выхода «арабской» весны из-под контроля.
Развитие ситуации на Южном Кавказе менее вероятно. Грузинская оппозиция была полностью проигнорирована Западом, что позволило маргинализировать оную и сохранить в неприкосновенности «единственную демократическую» страну в регионе. О преимуществах, в том числе и с точки зрения внутриполитической стабильности, многовекторной политики Азербайджана говорилось выше.
Что касается намеков на распространение революционных процессов на РФ, то это будет невозможно в случае сохранения нормального уровня благосостояния граждан и дальнейшего роста экономики в рамках нивелирования воздействия мировых кризисных тенденций на Россию. Но здесь важны не столько внешнеполитические, сколько внутриполитические шаги правительства и президента, как на нынешнем этапе, так и после выборов марта 2012 г.