В 2000 году во время землятресения нам просто повезло, – считает заслуженный строитель Азербайджана Эмиль Ахундов.
Есть такой документ, в котором сказано, что в сейсмозоне с активностью 8-9 баллов, как у нас, строить методом залива бетона здания выше 9-ти этажей и выше 30 метров категорически запрещено.
Об этом, как сообщает AZE.az со ссылкой на "Эхо", сказал заслуженный строитель Азербайджана Эмиль Ахундов.
– На протяжении нескольких месяцев мы печатаем прогнозы различных сейсмологов, как отечественных, так и зарубежных. И они в один голос говорят, что с осени этого года и весь следующий год в Азербайджане будет повышенная сейсмоактивность. В этой связи опасение вызывает состояние новых зданий. Как вы думаете? Устоят ли эти здания при повышенной сейсмоактивности?
– Я не сейсмолог, но имею некоторое отношение к сейсмологии. Я был во многих местах, в которых произошли землетрясения.
Проблема Азербайджана в том, что у нас есть потрясающие специалисты, у нас проводились специальные исследования. Ведь тут все важно и приливы, и отливы, и многое что еще. Это ведь не просто когда плита на плиту сошла. В Азербайджане всегда была хорошая школа сейсмологов, геологов и т.д. Изучение процессов, которые идут под землей, всегда было очень развито у нас. Потому не стоит забывать главного, а именно того, что еще никто не мог точно сказать, мол, завтра будет трясти.
Но мы – инженеры, и на нас возложена миссия уберечь людей. И сегодня мы говорим, что нынешние здания менее стойкие, они менее выверены согласно документам.
Есть такой документ, в котором сказано, что в сейсмозоне с активностью 8-9 баллов, как у нас, строить методом залива бетона здания выше 9-ти этажей и выше 30 метров категорически запрещено.
Возьмем, например, здание, которое рухнуло три года назад. Я предрекал, что так и будет, но мне не поверили. Одна из причин этого была в том, что там не было одной колонны. Хотя там были еще и другие причины трагедии.
Конечно, в Баку по нескольким причинам нельзя строить и столько, и таким способом. Если мы посмотрим на город в разрезе, то увидим следующую картину. Сначала идет море, затем равнина, и затем город поднимается вверх на девять ярусов.
Если посмотрим сверху на город, то увидим, как к морю примыкает маленький пятачок равнины, а остальная часть города уходит в возвышенность. Так вот, эта маленькая равнинная часть и есть центр Баку. И этот пятачок на сегодня находится под страшной агрессией. Например, знаете ли вы, что наша телевизионная башня по различным причинам ползет вниз каждый год на 7 миллиметров. Вы знаете, что сам Баку каждый год ползет в сторону Тюркян на 8 миллиметров? Так что этот маленький пятачок так нагружен, что тут смешалось все: "котлеты, кони, мухи".
А ведь что происходит под землей? Вот есть земля, на которой стоит обычный пятиэтажный дом. Давление, которое образуется под ним, не очень большое. А теперь представьте, что происходит под землей, на которой стоит многотонная махина в 18 этажей. Давление образуется очень большое. А тут стоит еще такой же дом, совсем рядом. Там, где давление от двух домов пересекается, и есть наивысшая плотность. И не дай Бог рядом с этими домами ставить еще другой дом. Я уже и не говорю про эффект домино, там появляются разнополюсные точки.
Сейчас мне очень нравится, что делает наш главный архитектор. Строятся красивые большие мосты. Это помогает решить вопрос с разгрузкой дорог. Я доволен всем, кроме исполнения. Мосты стоят очень тяжелые, напряженные. И такие строения могут "взорваться" как шампанское. А ведь почему, например, в Санкт-Петербурге все мосты строят из металла. И только иногда их облачают в красивый камень. И вот глядя на мосты наши, я думаю, что их можно строить ведь и из металла с памятью. Есть такой металл, который помогает при сильных колебаниях строению не ломаться и не падать, а выстоять. Например, в Росиии такой уже применяется. И в Турции. Вот и у нас тоже надо его вводить.
В советские времена при строительстве обязательно учитывалась сейсмоситуация на всех участках. Для этого была очень подробная карта сейсмоситуации на каждом участке города. Прорабу достаточно было прийти в определенную структуру и спросить, какая ситуация в этом плане на пересечении таких, то улиц, например, и ему тут же выдавали справку о том, какая ситуация на запрашиваемом участке.
– А сейчас знают ли строительные организации, на каком сейсмоучастке они строят? И чем отличается строительство на участках разных баллов?
– Ну, сейчас происходит примерно следующее. Прихожу, скажем, я в определенную структуру и говорю: "А дайте-ка мне справку на такой-то участок". Мне отвечают, что там зона в 9 баллов. И тут я удивленно – как в 9? Я заключил контракт на 10 миллионов, а напишите-ка мне, что там 7 баллов.
И если подсчитать расход на материал для зоны в 9 и 7 баллов, то получается, что я делаю себе экономию процентов даже на 20. А построенный дом, уже имеет меньшую сейсмоустойчивость. Так как, например, трубы в большей сейсмозоне надо использовать толще. А чем меньше баллы, тем и менее устойчивые нужны материалы.
– А если бы сегодня повторилось землетрясение 2000 года, то что бы было?
– Если бы повторилось такое землетрясение, то было бы точно так же. Просто надо понимать природу землетрясений и почему рушатся строения. Если мы посмотрим на любой металл в специальный микроскоп, то увидим, как внутри него течет жизнь, "броуновское движение". Это движение создает, кроме всего прочего, доминирующие собственные автоколебания. При землетрясении тоже происходят автоколебания земли. Так вот, во время толчков, когда автоколебания старения встречаются с поперечными волнами, то энергетика получает резонанс и происходят разрушения.
Если оперный певец начинает петь в стакан, то стакан разлетится, так как и тут произошел резонанс. Волны встретились, и стакан разбился. Ведь не случайно столько лет работают над резонансным оружием. Такой резонанс произошел и в Ленинакане при пятибалльных толчках. В Турции то же самое.
– Получается, что нам повезло?
– Да, действительно нам повезло, причем, дважды. Первый раз из-за того, что толчки были не больше 30 секунд каждый. А второй раз повезло из-за того, что, как я уже говорил, автоколебания не успели встретиться с поперечными колебаниями земли, потому и не случилось разрушений.
Но если бы колебания встретились, то даже не знаю, как назвать то, что произошло бы. То ли Помпея, то ли Вавилон. Когда я был в Ленинакане, то видел, как там девятиэтажный дом сложился просто как карточный до 2 метров и превратился в курган. Но там было легче доставать людей, так как там были в основном пятиэтажные дома.
А если, не дай Бог, у нас такое случится, то к нам просто никто не приедет на помощь, так как просто не смогут. Тут не то что к дому, к кварталу не смогут подобраться, ведь одно дело подойти к пятиэтажке разрушенной, а другое – к таким махинам, да еще и близко стоящим. Нас просто никто спасать не будет.
– А все же, можно сказать, какие из домов будут иметь наименьшие шансы при землетрясении?
– Наименьшие шансы будут иметь дома, которые построены с погрешностями и эксплуатируются также. Например, в монолитных домах каркасная рама должна быть такой ровной, что если протянуть нитку с последнего этажа на первый, она должна быть абсолютно ровной. А я сам видел дома, в которых даже на глаз были видны погрешности.
При строительстве дома должны соблюдаться многие правила. А у нас во многих случаях не соблюдаются законы по строительству. Нельзя использовать материалы, если у них нет сертификата качества на металл, цемент, кирпич и т.д.
Практически грамотный проект должен состоять из нескольких частей. Ну, конечно, из архитектурной части. Из части проекта организации строительства. Там учитывается, как въезжать на стройку, как выезжать, куда поставить кран и многое другое. И проекта производства работ. И вообще обратите внимание: я готов с вами поспорить, что ни на одной стройке вы не найдете таблички, на которой было бы написано, что архитектор этого строения такой-то, главный прораб такой-то. Но зато есть обязательно телефон для покупки квартир в этом доме.
Что касается эксплуатации, то и тут много вопросов. Раньше у каждого здания были свои паспорта. В них было написано, что окна в этом доме меняются через 30 лет, колонка через 40 лет, текущий ремонт должен быть сделан тогда-то, капитальный тогда-то и т.д.
Неправильно говорить, что здание плохое. Все здания хорошие, но есть хорошая или плохая эксплуатация их. В доме должна быть постоянно вода, чтобы нагрузка на канализацию была равномерной. Должны быть сухие подвалы, помещения все время должны проветриваться, дождевая вода не должна стекать под фундамент и многое другое.
А сейчас просто неизвестно, что происходит с домом. Например, после землетрясения 2000 года все дома на улице У.Гаджибекова имели одинаковые повреждения от колебаний. А именно трещины на уровне 1-2 этажей. Их пришли, замазали и все. Сегодня идет планомерное уничтожение устойчивости зданий.
Раньше мы сдавали квартиры, что называется, под ключ. Можно было зайти, бросить матрас и уже жить. Да, конечно, и раньше были какие-то недоделки. Но, во-первых, они были мелкие, а во-вторых, происходило все из-за нехватки времени, а не из-за халтурной работы.
А что происходит сейчас? Люди получают квартиру и начинают ее сами доделывать, ломать стены, перепланировать. На это тратят еще кучу нервов, денег, времени. Вот так и подрывается устойчивость здания, нарушаются правила его эксплуатации.
– А как, на ваш взгляд, можно решить вопрос с законностью постройки домов?
– Это сделать не так трудно, как кажется. Каждый дом должен пройти экспертизу и получить справку о том, что дом построен правильно. Это делается через Государственный комитет по градостроительству и архитектуре. Второе – покупку квартир в доме нужно осуществлять через государственный реестр. Что применяется на практике в Казахстане, например, и в России.
К тому же нет на сегодня у нас сертификатов качества для стройматериалов. Нет уверенности в том, что, скажем, гравий или любой другой стройматериал не радиаактивен. У нас ведь нет ни одного государственного комитета по приему стройматериалов.
– А как вы смотрите на состояние озеленения?
– Я очень недоволен тем, что вововремя открытия, скажем, мостов территория рядом прямо бьет в глаза зеленью. Но проходит месяц, и от нее ничего не остается, все превращается просто в желтую массу.
Неужели нельзя поставить специальные распрыскиватели, которые будут работать в нужное время и нужный срок, и поливать эти озеленения с учетом северной и южной стороны. Ведь постоянно отчитываются, что посажено столько, то деревьев, кустарников и т.д. А через месяц половина съедается коровами и баранами, а половина засыхает.
Когда Гейдар Алиев принял город, в нем было 15 тысяч гектаров озеленения. Когда Гейдар Алиев ушел, то было 25 тысяч гектаров озеленения. А сегодня 19 тысяч.
– Почему в городе становится летом так жарко?
– Сейчас много говорят о том, что в Баку раньше не было такой жары, и не понимают, что раньше "спрей" не был тут на уровне метра. Вы не встретите тут ни одного ребенка с розовыми щеками. Сейчас тут экология, в которой жить просто нельзя.
Раньше в Баку в 6 утра и в 7-8 вечера поливали улицы водой, для того чтобы остудить город. Сейчас этого нет. Раньше в городе в августе в погоду 38-40 градусов тепла проезжало, скажем, 5 машин. А теперь не просто проезжают, а еще и стоят 30 машин на дороге, причем стоят с включенным мотором и чадят выхлопами.
Раньше на асфальте тепловой ареал был 20-30 см, а теперь 2-3 метра. Если босиком стать на асфальт, то ноги будут гореть, потому что температура там будет где-то градусов 45.
– А почему городские власти довели ситуацию до такого сотояния, на ваш взгляд?
– Дело в том, что мэрия города Баку оттолкнула от себя таких специалистов, как геологи, экологи, зоологи, биологи, сейсмологи. Для того, чтобы решить все эти проблемы, надо, чтобы ученые Академии наук Азербайджана по всем отраслям дали бы свои экспертные заключения. И сказали бы, что с точки зрения экологии на сегодня в городе такая-то ситуация. С точки зрения сейсмологии – такая-то и т.д. И четко дали бы ответ, в чем сегодня город нуждается и как его можно реанимировать.
Мэрия сегодня не понимает своей ответственности. Если бы мэр у нас избирался, а не назначался, тогда все было бы по-другому. Но, к сожалению, мэрия не работает, она не чувствует своей ответственности перед тем, кто ее кормит. То есть народом.
– А что на сегодня происходит с центром Баку?
– Нельзя так грузить землю. Достаточно поставить датчики, которые все это покажут. Ведь вся эта многотонная масса дышит. А у нас постройки стоят так плотно, что сильно болеет центр Баку. Да и строят у нас неправильно по самой форме. В форме бокала. Когда верх здания шире основания. Во всем мире давно уже стараются строить наоборот, в форме пирамиды. Чтобы если что, верхние этажи не сильно давили на нижние. Тогда это более безопасно. Какие бы расчеты не были при строительстве – в форме бокала строить нельзя.
Сегодня Баку в таком состоянии, что надо задуматься. Если что случится, то на сегодня город по плотности застройки, возможности передвижения по городу, безопасности застроек очень опасен. Мы просто ничего не сможем сделать.
Сегодня у нас застраивают так, что невозможно мусор убрать, так как машины просто не могут подъехать. Скорая не может проехать в некоторые дворы. Сегодня Баку надо переосмыслить. Архитектура должна быть видимой. Когда ты идешь по широкой улице и видишь все здания снизу вверх. А что видим мы, когда идем? Максимум два первых этажа, а чтобы увидеть все остальное надо голову откинуть назад. Кому нужна такая архитектура? Инфраструктура должна быть четко рассчитана. Например, на 1000 человек точно нужно знать, сколько нужно домов, больниц, детских садов, школ, стоянок и так далее.
К тому же ведь неизвестно, как у нас обстоит дело с радиацией. А ведь замерить ее очень просто. Нам в городе можно поставить мониторы, чтобы люди могли знать что в районе, в который они сейчас едут, радиация в норме, выше нормы, ниже нормы. Сегодня пора остановиться, перетрясти кадры и поставить тех, кто будет работать.
– А как вы относитесь к идее сноса старых домов сериями?
– На мой взгляд, это просто бред. Ломать дома можно, если есть какой-то человеческий фактор, глобальный генплан по расширению или улучшению инфраструктуры. Дома не могут портиться сериями. Все зависит от их эксплуатации.
– Сейчас по городу много строек, которые начались еще до кризиса и потом остановились. Что с ними делать? Как можно решить эту проблему?
– Действительно, такие стоящие стройки уродуют вид города. Нельзя оставлять незавершенные стройки. Во-первых, множество людей заплатили за квартиры в этих домах. Многие продали все, живут пока у родственников, на съемных квартирах.
Во-вторых, городская среда уничтожается такими уродами. Существуют строительные нормы и правила. Существует жесткое правило по консервации строительства. Есть процедуры консервации, технологии консервации. Что должно делать государство: вызвать хозяина и либо обязать закончить стройку, либо отправить на аукцион, либо снести за счет хозяина постройки.
– А есть ли дома, которые, на ваш взгляд, вызывают сомнения?
– Например, все дома по Советской улице вызывают у меня сомнения. Там нет инсоляции, там нет света, там стены покрываются грибком. Дома по безопасности и всем остальным вопросам должны стоять на расстоянии полутора домов. То есть если дом 30 метров, то следующий надо строить на расстоянии 45 метров от него.