В каком векторе может быть совмещен принцип территориальной целостности с тезисом о праве народов на самоопределение?
Как сообщает AZE.az, эти вопросы ставит политолог Теймур Атаев в рубрике «Точка зрения» на echo.az.
Принуждение сторон к миру? На каких условиях?
Начиная с текущего апреля, одним из самых популярных терминов, звучащих из Москвы в преломление к армяно-азербайджанскому противостоянию, стал "компромисс". Но, как это и не покажется кому-то неожиданным, практически с аналогичных позиций выступает и Вашингтон. В качестве подтверждения можно привести следующие высказывания сторон.
Согласно информации пресс-секретаря Госдепартамента США Джона Кирби, 30 марта с. г., во время встречи с главой Азербайджана Ильхамом Алиевым, госсекретарь Соединенных Штатов Джон Керри, высоко оценив роль Баку "в энергетической безопасности Европы в качестве лидера в развитии Южного газового коридора", подтвердил поддержку Вашингтона "территориальной целостности Азербайджана".
При этом, продекларировав "озабоченность" США "по поводу насилия вдоль линии соприкосновения и международной границы", он подчеркнул приверженность Белого дома "работе со сторонами для достижения всеобъемлющего урегулирования" на основе принципов международного права, Устава ООН и Хельсинкского Заключительного Акта (www.state.gov).
4 апреля заместитель пресс-секретаря Госдепа Марк Тонер заявил о "решительной поддержке" Вашингтона усилий сопредседателей Минской группы" в деле "справедливого урегулирования нагорно-карабахского конфликта", основанного "на принципах международного права, Устава ООН и Хельсинкского документа, в частности, принципов неприменения силы, признания территориальной целостности и права на самоопределение" (www.state.gov).
Следом к озвучиванию своей позиции приступил Кремль. 7 апреля министр иностранных дел России Сергей Лавров высказался в том духе, что в целях разблокирования ситуации в зоне конфликта Кремлем продвигаются "различные идеи", связанные с освобождением "районов вокруг Карабаха при одновременном решении вопроса о его статусе" (mid.ru).
На следующий день, во время встречи с И. Алиевым, глава gравительства России Дмитрий Медведев, выражая надежду об устойчивом характере прекращения огня в регионе, актуализировал сближение позиций сторон и поиск компромиссов.
При этом он конкретизировал, что "ни один конфликт никогда не заканчивается победой одной из сторон", т. к. "это всегда набор сложных компромиссов, на которые приходится идти" в целях создания прочного мира(government.ru).
Ну а 14 апреля российский президент Владимир Путин, призывая "найти приемлемые для обеих сторон решения", проконстатировал: "Политическими средствами должен быть найден компромисс"(kremlin.ru).
Таким образом, и Вашингтон, и Москва, пусть в различных формулировках, но практически с идентичных позиций, высказываются о некой формуле разрешения затянувшегося вопроса. Вроде как признается территориалльная целостность Азербайджана, но размытым остается акцент на статус Нагорного Карабаха с декларируемым промежуточным пунктом к этому.
"Мадридские принципы" и взгляд в год 1923-й
"Посему внимание общественности вновь оказалось прикованным к т. н. "Мадридским принципам урегулирования нагорно-карабахского конфликта", выдвинутым Минской группой почти как десятилетие назад. На основе которых в 2010 г. Совместное заявлении президентa США Барака Обамы, тогдашних глав России (Д. Медведева) и Франции (Николя Саркози) было названо "важным шагом" признание "обеими сторонами" того факта, что "прочное урегулирование должно основываться на Хельсинкских принципах".
Параллельно сопредседатели выделили следующие пункты: "возвращение оккупированных территорий вокруг Нагорного Карабаха"; "промежуточный статус для Нагорного Карабаха, гарантирующий безопасность и самоуправление"; "наличие коридора, связывающего Армению с Нагорным Карабахом"; "определение впоследствие окончательного статуса Нагорного Карабаха посредством имеющего обязательную юридическую силу волеизъявления его населения"; "право всех внутренних и перемещенных лиц и беженцев на возвращение", "международные гарантии безопасности, в том числе с предусмотрением миротворческой операции" (whitehouse.gov).
Судя по риторике первых лиц России, а также исходя из аналитических выкладок приближенных к Кремлю российских экспертов, в настоящее время, в той или иной интерпретации, пробивается именно данное решение.
Вопрос, однако, в том, что, возможно, этот ярко звучащий акцент на компромисс увязывается с размытой формулировкой 2010 г. о статусе Нагорного Карабаха "в будущем" (с учетом обязательной юридической силы итогов предусматривающегося референдума). А если данный нюанс помножить на давно уже лоббируемый ввод в регион контингента миротворческих сил, где здесь посредники предусматривают границы уступок?
С другой стороны, в каком формате Минская группа предложит увязать ракурс признания территориальной целостности Азербайджана со "свободой волеизъявления населения Нагорного Карабаха", так сказать? Как и кто определит границы этих проблематично стыкуемых аспектов?
Безусловно, в целом и, даже, в частности, можно, наверное, соблюсти определенный баланс, когда широкая степень самоуправления Нагорного Карабаха вполне уместится во внутренние рамки Азербайджана, без ущерба для территориальной целостности страны.
Но, согласимся, данная картина может стать реальностью, если каждый из посредников заинтересован непосредственно в таком развитии событий. А в случае действий в корне иных правил, основанных на геополитических интересах того или иного государства?
Здесь вспоминается, как на фоне подписания в июле 1923 г. мировыми державами Лозаннского мирного договора, который, по свидетельству главы армянского парламента в добольшевистский период, участника Лозаннской конференции Аветиса Агароняна, "порождает обман чувств, поскольку он заключен таким образом, будто бы армян не существует, он якобы не знает о существовании армян и молчит о них" (golos.am), на Южном Кавказе разыгрывалась совершенно иная партия.
В том же июле декретом Азербайджанского Центрального Исполнительного Комитета (АзЦИК – высший орган власти на территории республики) "из армянской части Нагорного Карабаха" была образована Нагорно-Карабахская автономная область, как составная часть Азербайджанской ССР, "с центром в местечке Ханкенды"(axc.preslib.az).
Данный документ принимался вроде как во имя реализации пункта Постановления Пленума Кавказского бюро ЦК РКП(б) от 5 июля 1921 г.. Но ведь то постановление, закреплявшее Нагорный Карабах в составе Азербайджанской ССР, "с представлением ему широкой областной автономии с Административным центром г. Шуша", ни словом не обмолвилось об "армянской части" (azerbaijan.az).
А уже в сентябре 1923 г. решением областного комитета РКП (б) г. Ханкенди был переименован в Степанакерт – "в ознаменование памяти Степана Шаумяна" (axc.preslib.az).
Насколько же предлагаемые сегодня со всех сторон компромиссы не преследуют целью "легально-официальным" путем (с "международно- законодательным" признанием "юридически обязательного" решения планируемого референдума") вычленить Нагорный Карабах из Азербайджана?
А как быть с откровениями экс-российского посла в Армении (1992-1994 гг.) Владимира Ступишина, который, актуализируя линию "на стратегический союз России с Арменией", ее "неотъемлемым элементом" определил "защищенный от азеро-турецкой опасности Нагорный Карабах"? Если, по его словам, Москва "хочет сохранить свое присутствие в Закавказье, она должна обязательно обеспечить неприкосновенность Армении и Карабаха", ясно обозначив "такую позицию перед Азербайджаном, Турцией, Соединенными Штатами, ОБСЕ, ООН и так далее" (armenianhouse.org).
Да, на сегодня и сейчас Кремль и Белый дом на пару занимают ведущие позиции в Минской группе, но насколько позиции сторон претерпели изменения в нагорно-карабахском векторе, да и, глобально, в Южно- кавказском контексте? Возможно, именно здесь и формируются вопросы о "подводном" характере озвучивающихся на протяжении последних недель предложений "компромиссного толка", будоражащих общественность.