Интервью с выдающимся азербайджанским певцом
Про выдающихся певцов женщины говорят: ах, его можно полюбить за один лишь голос. Этим, кстати, пользовались многие выдающиеся певцы неброской наружности.
Недавно телевидение показало большой фильм о Муслиме Магомаеве. Вот уж кого судьба наградила не только феноменальным голосом, но и потрясающе эффектной внешностью. Неудивительно, что в него были влюблены все женщины СССР. В молодые годы он стал едва ли не главной надеждой советской оперной сцены и был направлен на стажировку в легендарный миланский театр «Ла Скала». Но потом повел себя по советским меркам странно: вдруг начал петь эстрадные песни (задолго до Паваротти или, страшно сказать, Баскова!). Он был кумиром нескольких поколений, но потом решил, что пора уйти со сцены. И ушел. Хотя в этом году ему будет всего 65 лет и голос у него еще о-го-го.
Опера online
В гостиной посреди картин в массивных рамах и старинных зеркал на столе стоит открытый ноутбук. Муслим Магомаев в элегантном пиджаке уверенно стучит по клавишам.
– А что это вы за компьютером делаете?
– Да вот сайт обновляю. Поклонникам отвечаю. В день их бывает до 500 человек, а иногда и более…
У меня тут много интересного. Звукорежиссеры, оказывается, записи не стирали, даже когда я говорил: «Стереть немедленно!» Здесь все – вплоть до того, что осталось из живого исполнения спектаклей «Севильский цирюльник», «Тоска». А вот «Лучший город земли». Первая версия, вторая… Бабаджанян ведь эту песенку «заимствовал» с твиста, который я привез из Италии («24 000 поцелуев» А. Челентано). Он ее послушал – и родилась новая песня… А после записи я решил пошутить и, быстро набросав итальянские слова (ерунду, конечно), записал ее на ленту. (Слушаем песню.)
– Славная шутка. А компьютер у вас только для Интернета?
– Нет, у меня в соседней комнате стоит другой компьютер, на котором я только музыку сочиняю. Пойдемте, покажу. Он заменяет симфонический оркестр. До 5 тысяч звуков: все, что только есть среди музыкальных инструментов.
Нет такого слова – «надо»
– Когда вы последний раз сидели за этими клавишами?
– Как появляется настроение, могу сидеть по шесть-семь часов. А иногда не подойду неделю-две. У меня нет слова «надо». Бывало, на гастролях вдруг не могу петь! Не могу заставить себя выйти на сцену. Но тогда было такое время, что если Магомаев сейчас не может петь, то концерт переносили на неделю, на месяц. Сейчас это было бы невозможно. Для меня отмены концертов были очень болезненны. Я ведь никогда миллионером не был, хоть меня таковым все считали. Все деньги я тратил на друзей, на банкеты. Жил в «России» в шикарном «люксе» пятикомнатном. У меня всегда за столом сидели не менее тридцати человек. Приходили ко мне завтракать, обедать и ужинать. Потом все друзья, конечно, куда-то подевались. После того как я женился на Тамаре, я стал более скромно себя вести. И когда надо было зарабатывать, мы с Тамарой ездили на пару месяцев вкалывать. Приходилось давать по два концерта в день.
– И сколько продолжался этот, как сейчас говорят, чес?
– Раз в год, месяц-два от силы, не более…
Вначале была классика
– А как сложилась бы ваша судьба, если бы вы не поехали на стажировку в Италию?
– Лучше спросить, как сложилась бы моя судьба, если бы я не приехал на Декаду культуры и искусства Азербайджана в Москву в марте 1963 года. Первый концерт прошел очень хорошо. Второй – тоже, но без особого шума. И только на последнем концерте зал взорвался. Не знаю, может, публика собралась подкованная. И именно этот концерт транслировался по телевидению. На следующий день я уже не мог пройти по улице. Я потом объездил все города Советского Союза – те, где есть оперные театры, естественно. Года 2 – 3 я опере посвятил. А потом понял, что в этих рамках мне тесно. В общей сложности оперная партия идет максимум 40 минут. Кончался спектакль, а мне только-только хотелось начинать петь. Поэтому я больше любил выступать с сольными концертами.
– Но можно и сольники составлять из классического репертуара.
– Я сначала пел так: первое отделение – классика, второе – эстрада. Меня стали за это упрекать. Доложили Фурцевой (Е. Фурцева – министр культуры СССР в 1960 – 1974 гг. – Л. З.). Екатерина Алексеевна меня защищала: ведь парень поет, приходят на него люди, которые хотят слушать эстраду, а он им в первом отделении еще и классику.
«А у нас он чист!»
– Вы ведь были одним из первых, кто в СССР начал исполнять зарубежные поп-песни?
– Мне это разрешалось из-за любви ко мне больших людей. Иначе меня бы сразу отослали обратно, в родной Азербайджан. Меня терпеть не могли заместители Фурцевой. И я держался только благодаря ее хорошему отношению ко мне. И хорошему отношению ко мне и Хрущева, и Брежнева, и Андропова, который меня даже однажды спас. В то время я был наказан за то, что получил какую-то большую, по их мнению, сумму за сольный концерт на стадионе. Мне запретили полгода вообще выходить на сцену. Но нет худа без добра – я за эти полгода поехал в Баку, окончил консерваторию, получил диплом. Однажды позвонил Андропов Е. А. Фурцевой и сказал: «Скоро юбилей КГБ, мои ребята хотят послушать Магомаева». Она говорит: «Он у нас в запрете». Андропов ей: «А у нас он абсолютно чист! Обеспечьте!»
Деловые люди
– Вам ведь, наверное, предлагали участвовать в каких-нибудь бизнес-проектах?
– Приходили люди: давайте вот это организуем. Пару раз я даже подписался. Но они очень быстро исчезали с моей подписью и говорили потом: «У нас ничего не получилось». Я же не знаю, получилось или нет. И потом, это мне не очень нужно. Мы с Тамарой небогатые. Но думаю, что нам хватит до конца нашей жизни. Тем более что Гейдар Алиевич (Гейдар Алиев – руководитель компартии, впоследствии – президент Азербайджана. – Л. З.) сделал великое дело – позаботился об особо талантливых людях Азербайджана, и сын Алиева Ильхам, нынешний президент, сейчас продолжает эту традицию. Гейдар Алиевич назначил мне и Тамаре пенсию, но назвал это не пенсией, а помощью государства. Сумма небольшая, но это намного больше, чем пенсия здесь у солистов Большого театра.
«Любимая» – значит «советская»
– Как вам удалось не войти в обойму исполнителей политических, партийных песен?
– К сожалению, мне дважды пришлось лукавить. Когда я только пришел на радио, молодой такой, меня решили записать, попробовать, что я умею. И мне дали песенный цикл композитора Холминова. Про комсомольский патруль, про сталеваров.
Потом я долго избегал этого всего. Только однажды Гейдар Алиев меня сбил с пути, а ему я отказать не мог. Я к тому времени написал «Торжественную песню», которая в свое время была долго заставкой Первого канала на телевидении. Текст Роберта Рождественского. Мы с ним так договорились: не поем о Советском Союзе. Просто торжественная песня о стране, о родине, о народе. И вот накануне приезда в Баку Брежнева мне звонит Гейдар Алиевич из Софии. «Я, – говорит, – подумал, чем ты будешь встречать Леонида Ильича?» Я: «В каком смысле?» Он мне: «А ты не хочешь Леониду Ильичу песню посвятить? Мы должны встретить Леонида Ильича по-настоящему. Он тебя любит. Пусть Роберт приедет, будет нашим гостем».
Роберт уже приехал с текстом: «Ты, любимая страна, жизнь моя, моя мечта, жизнь моя, моя Отчизна, ты свободна и сильна». И так далее. Алиев послушал и говорит: «Так, друзья, ну ладно, в «Торжественной песне» вы умудрились не сказать, о какой стране идет речь. Но здесь, извините, придется. Не хотите петь лично о Леониде Ильиче – ладно. Но страну-то назовите». Что делать! «Любимая страна» стала «советской».
Искусство уходить
– Многие все-таки не поняли, почему вы больше не выступаете.
– Недавно на дне рождения Марии Борисовны Мульяш, главного редактора концертного зала «Россия», я вдруг сел за рояль, там было очень много народу. Я четыре вещи спел: «Вдоль по Питерской», «Итальяно» и еще что-то. Никто этого не ожидал, и потом такая овация была. А Иосиф Кобзон говорит: «И ты в такой форме молчишь, не поешь?!» А я считаю: надо уходить сейчас, а не ждать, когда тебя мысленно уже проводят.
– Долго вы размышляли о необходимости уйти именно сейчас?
– В передаче с Карауловым я обещал, что скоро уйду, это было лет шесть назад. Потом я потихонечку перестал петь сольные концерты. Поехал попрощался с Питером, Киевом, Минском…
– При каких условиях может случиться ваш выход на сцену? Что должно произойти?
– Ничего. Недавно снова попросили меня выступить космонавты. В прошлом году я у них был: тихонечко спел «Надежду», Тамара спела «Я – Земля». В этот раз они хотели повторить. Космонавты – мои давние друзья. Но я сказал: «Нет, я дал слово. Когда я даю самому себе слово, это уже все. Ни под «фанеру», ни живьем. Ни просто выйти на сцену, поздравить».
– Неужели и под «фанеру» пели?
– А как быть, когда концерт должен идти ровно час пять минут? Все записывалось заранее на фонограмму, даже ведущие. Чтецы под «фанеру» выступали. Чтобы ровно час пять минут. Леониду Ильичу больше нельзя было сидеть в ложе.
О ЛИЧНОМ
Пьеха и другие
– Мне ужасно неловко, но можно спросить о ваших взаимоотношениях с женщинами? У вас ведь столько восторженных поклонниц было.
– Я никогда не говорил, что я монах. На моем пути было достаточно прекрасных женщин… Но все это только до Тамары Ильиничны! Вначале я официально зарегистрировал брак с моей первой женой, от которой у меня великолепная дочка – Марина. А потом 12 лет – никаких браков. Вплоть до нашей встречи с Тамарой Синявской! Но… О времени моей свободной жизни появилось множество сплетен и слухов!
Эдита Пьеха – моя любимая певица и подруга – вдруг придумала, что как-то неожиданно приехал в Париж ее муж, Броневицкий, влетел к ней в номер и стал искать Магомаева под кроватью. А дело было по-другому…
– Но хотя бы в Париже?
– Да, мы выходили из «Олимпии» после концерта. Идем в гостиницу, вдруг сзади кто-то хлоп меня по плечу. Я оборачиваюсь – Броневицкий. Опа! Ничего никому не сказал, взял билет, прилетел. Видно, ему что-то наговорили. Расцеловались мы. Пошли в номер все вместе. Выпили, посидели. Разошлись. Все. Где он меня искал? Или вдруг та же Эдита в недавнем фильме докладывает: от Магомаева пришли послы передать, что он предлагает руку и сердце. Почему я должен кого-то посылать? Мы в ауле живем, что ли? Какие послы? В то время у Эдиты была знакомая телефонистка, которая часто звонила мне и говорила о том, что она со мной хочет переговорить… Если у меня было время, мы подолгу болтали о том о сем. БЕЗ ПОСРЕДНИКОВ. Можно было предложить «заБРАКоваться» (сейчас придумал слово). Но я ОЧЕНЬ УВАЖАЛ САШУ БРОНЮ и знал, что ПЬЕХА – ЕГО СОЗДАНИЕ!
И вот еще актриса, с Фатеевой вместе снималась. Красивая была женщина… Кустинская!
– Тоже послов посылали?
– Хорошо, что у меня жена – умнейшая женщина и все прекрасно понимает. Ложь от правды отличает, как мелодию о додекакофонии!