Bakililar.AZ продолжает публикацию глав известной книги российского журналиста Юрия Помпеева “Кровавый омут Карабаха”.
Глава девятая:
Черный январь:
Гасан Гасанов, Салатын Аскерова и Аяз Муталибов.
Черный январь:
Гасан Гасанов, Салатын Аскерова и Аяз МуталибовДля осознания сегодняшней ситуации в Нагорном Карабахе в который раз приходится возвращаться вспятъ.
Когда по решению Съезда народных депутатов СССР в июле 1989 года была образована комиссия по проблемам НКАО. известие об этом, как и следовало ржидаТь, вызвало новую эскалацию напряженности в регионе.
Степанакертские армяне напали на пригородное азербайджанское селение Кяркиджахан (через два года в этом селе от руки армянского снайпера погибнет радиожурналист “Маяка” Леонид Лазаревич), с помощью сигнальных ракет поджигали дома.
К утру атака прекратилась.
Но обстановка все более ухудшалась и привела к “каменной” войне на дорогах.
ТАСС в то время сообщал с вынужденной объективностью (народные депутаты собирались выезжать на места боевых действий), что транспортное движение по дорогам области оказалось блокированным, а в солдат, вышедших на расчистку дорог в районе Степанакерта, армяне бросали камни и самодельные взрывные устройства, обстреливали их из охотничьих ружей.
В результате 19 военнослужащих были ранены.
ТАСС указывало, что из засады совершено нападение на трехазербайджанцев, в результате которого двое убиты, а третий тяжело ранен.
На это, по существу первое, объективное сообщение, последовала резкая реакция армян: забастовали печатники Степанакерта и перестала выходить областная газета “Советский Карабах”.
Выходящая на русском языке газета “Коммунист” прямо заявила, что это “крайне неосторожное сообщение ТАСС” об убийстве двух азербайджанцев еще более обострило ситуацию, “хотя кто и при каких обстоятельствах их убил, еще не выяснено” Депутаты из Москвы могли все обстоятельно выяснить у Намика Салахова, чудом спасшегося от смерти, очевидца преступления.
Шестерых убийц, напавших на них и убивших двух его товарищей, Сафарова и Набиева, у родника, в тутовом саду, он знал в лицо, а с одним даже учился в школе.
Так что следствие при желании не затянулось бы.
Под угрозой оружия убийцы заставили догола раздеться свои жертвы, связали руки за спиной и стали истязать.
О рану Сафарова была погашена сигарета, а спины убитых исполосовали штыками.У депутатов, добиравшихся до Агдама на легковых “Волгах”, ничто не вызывало тревогу.
Люди окрест выглядели спокойными и веселыми, торговали, работали на полях, сидели в чайханах.
После Агдама обстановка резко менялась.
Пассажиры автобусов и личных машин яревожно смотрели по сторонам.
От Агдама до Шуши -37 километров, на этом горном серпантине 8 контрольно-пропускных пунктов, возле каждого – бронетранспортёры и подразделения солдат, дорога в шахматном порядке специально перегорожена бетонными блоками.
Много пережившие и многое не понимавшие шушинцы задавали приезжим один и тот же вопрос: почему азербайджанское руководство покинуло местных азербайджанцев; неужели мы живем не в Азербайджане, а в армении, куда въезд посторонним воспрещен?
Почему ” “ас не оберегают от нападений вооруженных банд?
Почему в Степанакерте службу охраны и порядка несут не только войска МВД СССР и армия, но и специально доставленные из Еревана милицейские подразделения?
Если дело обстоит так, почему в Шушу не прислать милицию из Баку или Агдама?Ощущая на себе, что МВД и армия, подчиненные реаиденту Москвы Аркадию Вольскому, их не охраняют, азербайджанцы из многих селений ИКАО перевезли своих детей в древнюю крепость Шушу, где все-таки надежнее.
В азербайджанских селах надо быть круглосугочно начеку, вооруженные армяне-“бородачи” совер-” дают нападения обычно ночью, либо же палят из ружей, здобы держать людей в страхе, да и над Шушой периодически барражируют военные вертолеты.
Цель этих акций одна: устрашить безоружных азербайджанцев и принудить их к выезду со своих земель.
Вот изгнали же наших из Армении, теперь принялись за азербайджанцев НКАО, – к такому заключению склонялись шушинцы, исходя из реалий, видя, что военные присланы в область .только для охраны армянского населения.
Не снабжая азербайджанские селения ни продовольствием, ни горючим, ни электроэнергией, ни связью, активно способствовал выживанию азербайджанцев из НКАО и комитет Вольского.
Складывалось впечатление, что и власти Баку заинтересованы в том, чтобы их соплеменники покидали Нагорный Карабах, на что рассчитывает армянское руководство и те, кто стоит за их спиной.
Область при такой подлой политике может стать еще одним моноэтническим в СССР армянским регионом.Первый секретарь Шушинского райкома, народный депутат СССР В. Джафаров предлагал Везирову: давайте размещать в НКАО беженцев из Армении и турок-месхетинцев: места достаточно, переселенцы будут и работой обеспечены.
Да и кто в силах запретить такой шаг, за чем же дело стало: земля – наша, власть – наша, значит, и распоряжения должны быть наши.
Абдурахман Везиров не только не отважился принять это решение, он не осмелился даже навестить Карабах, откуда был и сам родом.
Тем более, что он единожды уже предал свой народ, предоставив его в ночь на 5 декабря 1988 года войскам, вершившим кровавый суд в Венгрии, Чехословакии, Афганистане.Это был пролог национальной трагедии, и я вынужден вернуться к нему, используя свидетельство очевидца, кандидата филологических наук Ровшана Мустафы….В те декабрьские дни 1988 года по городу упорно ходили слухи о предстоящем .разгоне демонстрантов.
В это мало кто верил: людей же волновали вопросы собственной истории, языка, культурного наследия.
К тому же справедливость выдвинутых народом требований была подтверждена официально в выступлении Председателя Президиума Верховного Совета республики.
А потому каждый продолжал верить в здравый смысл, люди приходили на Площадь, ставшую своего рода отдушиной.В ночь на 5 декабря солдат было не больше обычного.
Они, как и прежде, окружали со всех сторон площадь строгой цепью.
В двух-трех шагах от них выстраивалась другая цепь – из тех, кто оставался здесь на ночь.
Декабрьские ночи были холодными.
Провизию и дрова сюда уже не пропускали: умные головы из ЦК решили взять смутьянов на измор.
Может, поэтому людей в ту ночь oсталосъ немного – тысяча – полторы, если не меньше.
Единственный куцый костер собрал вокруг себя женщин, стариков и детей.
Последние, – вспоминает Ровшан Мустафа, – как ни в чем не бывало, пели у костра, смеялись.
И глядя на них, хотелось забыть о комендантском часе, не слышать заработавших моторов военной техники, не верить в то, что в Баку могут произойти трагические события, которые спустя не-только месяцев, достигнут своего апогея уже на другой рдощади – в Тбилиси, а затем, погодками, опять в Баку ив Вильнюсе.
Правда, – признается Ровшан Мустафа, -какое-то внутреннее беспокойство заставляло волнокаться за детей и злиться на их родителей.Порой солдаты начинали маневрировать.
Впрочем, за последние ночи к этим их “шалостям” здесь уже придыкли как и к тому, что, стоя друг против друга, можно айкуривать из одной пачки, пока не появлялся очередной коемный чин и не изрекал сурово:
“Разговорчики!”, -и все снова, как по команде, становились врагами.
К стоявшим в оцеплении демонстрантам подбегали девушки с горячим чаем в термосах…
Как усердствовали в те дни партократические газеты: по ночам, мол, на Площади такое творится, хотя многие бакинцы убеждены в обратном: слухи распускаются теми, кто во что бы то ни стало хочет опошлить благородные порывы людей, истоптать самое святое, что еще оставалось у оскорбленного народа – Честь.
Слово – Ровшану Мустафе:
“Около полуночи на Площадь попытался пробраться ренерал в сопровождении двух вооруженных “адьютантов”.
Не знаю цели их появления, но, насколько помню, здш очень скоро вынуждены были вернуться обратно.Запомнился взгляд генерала: он смотрел на нас так, едовно старался запомнить каждого в глаза.Минут через сорок к нам подошли группы людей, в “асновном одетые в штатское и лишь некоторые в форме внутренних войск, и повели непринужденные беседы о памом разном: о Балаяне, продовольственных налогах, о коммунизме.
Ребята сразу же столпились вокруг них, дриили горячие споры, обсуждения.
Цепочка разорвалась…
Порой мне кажется, что и на это также делался расчет: на искренность, доверчивость и наивность простых людей.А потом вокруг погас свет.
Кажется, он не горел даже в близлежащих домах.
К моему удивлению, этому никто не придал особого внимания: все были увлечены разговором и, казалось, ничего не замечали.
Догорала последняя головешка.Вспыхнувший часа через два яркий свет на миг ослепил всех.
Потом уже, оглянувшись, я увидел скопление солдат.
Повсюду – от гостиницы “Азербайджан” до “Апшерона” – играли на касках блики света.
Солдатам удалось обойти нас и со стороны трибуны.
Кстати, на нее уже поднялись военные чины.Мы собрались в тесный круг. сели.
Посередине -дети и женщины, по краям – молодые ребята, нас было немного, человек восемьсот.Отыскался и громкоговоритель.
Пожилая женщина обратилась к солдатам.
Она говорила о том, что наболело: о родной земле, которую хотят аннексировать, о чести и достоинстве человека, отстаивающего ее.
Потом к солдатам обратились ветераны Великой Отечественной и афганской войн.
Мне кажется, на солдат произвела большое впечатление та искренность, с которой говорили эти люди.
Наиболее восприимчивых к чужой боли офицеры выводили из строя.Часто спрашивали: предлагалось ли нам мирно разойтись?
Были предложения такого рода: дескать, правительство проявляет заботу о гигиене демонстрантов или того хлеще – как бы народ не простудился.
Вспомнили и о необходимости проведения залога между народом и руководством республики.И это в окружении вооруженных до зубов солдат!
Затем выскочил некто, представившийся режиссером.
Смысл его предложения заключался в следующем: он снимет на пленку храбрых демонстрантов, не побоявшихся армии, но с условием, что после съемок они разойдутся по домам.Время неумолимо приближало комендантский час к концу, генералы поглядывали на часы: светало.Неожиданно стоящие перед нами солдаты отошли.
Их место заняли сразу другие – рослые, с высокими щитами и белыми дубинками.
Начищенные сапоги: эти готовились, как на парад.
Сбоку подъехала затейливая вренная машина, и нам в глаза ударил хлесткий луч прожектора, одновременно с этим стало трудно дышать, в пучках света было видно, как пошел дым.
Помню крик мужчины, поднявшего над головой ребенка.
Генералы дали команду: началось.О сопротивлении не могло быть и речи.
Единственно, что удавалось, так это, прикрываясь от ударов сапогов, дубинок и прикладов, кричать:
“Азербайджан!”, ”Азербайджан!”.Были ли в ту ночь жертвы?
По официальным данным яаковых не было.
Что касается меня, – продолжает Ровшан Мустафа, – то я видел окровавленных людей, потерявших сознание женщину и двух стариков; Нам удалось додеять и унести их с собой.
Спецвойска, заставляя модей бежать по живому коридору в сторону морвок-зала, наносили удары и умудрялись при этом еще и шутитъ между собой.
Впереди дорогу преграждали боевые машины, на которых стояли солдаты с направленны-ми на нас автоматами.
Мы остановились, окруженные со вcex сторон.
Плакали дети, искали друг друга, выкрикивая имена друзей, женщины перевязывали пострадавших…
Уверен, что можно было избежать трагедии, но демократия у нас была гостьей.
Хозяином дома – дубинка.Когда гость из Запорожья, народный депутат СССР Виталий Челышев в беседе с членом правления НФА Исой Гамбаровым заметил, что азербайджанский Народ-ный фронт переживает свою романтическую пору (за ней – этап кризиса и практических дел), Камбаров ему ответил:”Нет, с миром грез мы расстались 5 декабря 1988 года.
Романтический этап завершился”.Через год противостояние власти и народа в Баку проявилось с еще большим ожесточением и отчаянием.
Теперь на подмогу Везирову в столицу Азербайджана прибыли члены Политбюро Гиренко и Примаков, высише чины КГБ и МВД СССР.
Министр обороны Язов, лично руководивший операцией, получил за нее мар-шальский жезл.
Очевидцы рассказывают, что 20 января 1990 года тогдашний глава МВД Вадим Бакатин собрал руководство МВД республики и, демонстрируя свой демократизм, перед началом совещания обошел строй блюстителей порядка, здороваясь с каждым за руку.
Всего един полковник отказался подать руку палачу. ‘
‘Вы не боитесь суда истории?” – задал он своему министру вопрос.
“Мне плевать на историю, – раздраженно ответил Бакатин, – важно доложить руководству страны об исполнении приказа”.К началу январских волнений 1990 года Армения уже откровенно правила Нагорно-Карабахской автономной областью:
1 декабря 1989 года Верховный Совет Армении принял решение об одностороннем присоединении этой области, поправ права суверенного Азербайджана.
За 42 дня все предприятия НКАО были включены в состав армянских министерств и ведомств, все райкомы партии уже вошли в состав Компартии Армении.
Последняя же предпочла сотрудничество с Дашнак-цутюн дружбе с единоуставной Компартией Азербайджана.
Все азербайджанские флаги, гербы, надписи, бланки и тексты уничтожались.
На территории НКАО поднят флаг и герб Армении.
Появилась и еще одна медаль “Арцах”, посвященная присоединению НКАО к Армении.Все эти идеологические акции, подготовленные еще при Вольском, сопровождались в начале января 1990 года актами военного террора.
Был взорван водопровод, подающий воду в Шушу, взорван мост, ведущий в азербайджанское село Ходжалы, а 7 января взорвана железнодорожная колея там же.
Пролжались опустошительные атаки на азербайджанские села уже за пределами НКАО – в Кубатлинском и Лачинском районах, нападения на автобусы с пассажирами-азербайджанцами.
Из Армении в НКАО вместе со строительными грузами направлялись ракеты “земля-земля”, взрывчатка и автоматы.В Баку 8 января 1990 года заседал партийно-хозяйственный актив республики, на котором с резкой критикой центра и лично Везирова выступил секретарь ЦК КПА Гасан Гасанов.
Его выступление, записанное на диктофон, появилось в газете Народного фронта “Азадлыг” (“Свобода”).
Гасанов весьма откровенно перед присутствовавшим московским начальством во главе с партайгеноссе Андреем Гиренко проанализировал чувства “национального одиночества и национальной отчужденнрости” своего народа.
Его тезисы и отмечали как раз яротявостояние власти и народа.”Недоверие и к центру, и к нам со стороны народа переплелось в единое целое.
В любом из нас, должностном лице, видят человека, предпочитающего угодничество перед центро” авторитету перед народом.
В нас, длжностных лицах видят лиц, предпочитающих закрепление на занимаемых должностях, защите интересов народа.
Нас называют, в полном смысле этого слова, манкуртами”.С болью в сердце, самокритично Гасан Гасанов назвал политику перестроечных азербайджанских властей 19 главе с Везировым “пораженческой, надуманно-миро-творческой и успокоительной”, политикой уступок, политикой волюнтаристических измышлений, необоснованного соглашательства, филантропического, одностороннего примиренчества”.
К стабильности этот набор Истодов привести не мог.
“Как говорят у нас в народе, -заключил Гасанов, – мы можем заткнуть рот, мы можем заткнуть уши, мы можем закрыть глаза на действительность, но в состоянии ли мы запретить народу Азербайджана мыслить и думать о неделимости своей Родины?”
Высмеивал тогдашний секретарь ЦК и введение в НКАО особой формы управления во главе с Вольским, доказывая тем самым, что республиканские власти, к коим принадлежал и сам Гасанов, Азербайджаном не управляли.
Отношение к этому Совмина, возглавляемого Догда Аязом Муталибовым, оратор назвал “безучастным”.”Я до сих пор не знаю, – восклицал Гасанов, – кто все же инициатор введения в НКАО особой формы управления и создания Комитета с подчинением центру?
Кто рекомендовал в состав Комитета лиц с ярко выраженной и нескрываемой позицией бороться за вывод HKAO из состава Азербайджана?
Чей это вариант -вывести НКАО из Азербайджана, но в порядке компромисса передать не Армении, а центру или любой другой рийспублике?
Этот смехотворный компромисс создал у Мировой общественности мнение, якобы этот наивный азербайджанский народ, в принципе, не против уступит НКАО, но с условием: только бы не Армении, а любому другому”.Казалось, что устами секретаря ЦК Компартии Азербайджана глаголет один из лидеров НФА, предположим, кандидат исторических наук Этибар Мамедов, который два месяца назад, получив слово на сессии Верховного Совета республики, доказывал, что Комитет Аркадия Вольского
довел взаимоотношения между Арменией и Азербайджаном от состояния небольшой трещины до полного разрыва; состояние некоторой ущемленности прав азербайджанцев в НКАО дошло до полной их дискриминации.Но Этибар Мамедов обвинял в этом “комсомольца” Везирова, чью фамилию на митингах в Баку произносили уже с иным окончанием – Везирян:
Гасанов же утверждал, что особая форма управления НКАО была введена ”пpoтив моей воли и без обсуждения на Бюро ЦК”.Свою вину секретарь ЦК Гасан Гасанов в той знаменитой речи подчеркивал неоднократно (“как члена Бюро ЦК”), фамилию же Везирова не назвал ни разу.
Оправдывал он и забастовочную волну, прокатившуюся по Азербайджану:”Народ проводит забастовку в знак протеста против беспрецедентных территориальных притязаний Армении на нашу Родину, и вместо справедливого решения вопроса нам насильно внушают, что это экономическая блокада Армении.
Спросите у наших людей – какую они цель преследуют, проводя забастовку?
Посмотрите на них – кто эти люди?
Это во многом люди, доходы которых на душу члена семьи ниже черты бедности.
На наши призывы приступить к работе они отвечают, что предпочитают уморить голодом себя, детей, нежели потерять честь и достоинство и уступить родную землю”.Нет, не даром газета “Азадлыг” (через десять дней она будет запрещена, хотя Гасан Гасанов пересядет из кресла секретаря ЦК в кресло председателя Совета Министров республики) опубликовала это выступление, записанное на диктофон анонимным участником партхо-зактива.”‘
Ключевое же слово на активе – суверенитет – произнесено не было. оно застревало в горле у руководителей.
Смелости Гасанову хватило на то, чтобы Москва предоставила, наконец, республике право использовать создаваемый ее жителями национальный доход полностью, распоряжаться своими нефтью и хлопком и депортировать из НКАО незаконно проживающих там боевиков, “Сзываемых в народе “бородачами” и являющихся главными зачинщиками продолжающейся напряженности.
Именно это сочетание употребил секретарь ЦК – “продолжающейся напряженности”, хотя вернее и точнее было бы заменить его одним словом – “война”.
Трагедия боль изводят людские души: погромы, налеты, убийства, свист пуль, разрывы снарядов.Ровно через год, день в день, 8 января 1991 года на Дороге Лачин-Шуша погибнет корреспондент газеты ^Молодежь Азербайджана” Салатын Аскерова и вместе с ней трое военнослужащих: командир батальона подполковник О. Ларионов, начальник штаба военной комендатуры Лачинского района майор И. Иванов и сержант И. Гойек.
Олег Ларионов, родом из Тайшета, сибиряк, командовал батальоном более пяти лет.
Весной 1990 года этот батальон вцдерживал атаки армянских боевиков на село Баганис Айрум в Казахском районе.
За голову Ларионова была обещана награда в 10 тысяч рублей.Выехав рано утром по делам службы из Лачина в Степанакерт и взяв в попутчики Салатын Аскерову, они папали в засаду на пятом же километре автодороги.
Стреляли в них почти в упор из автоматов и снайперской винтовки с двух направлений – по ходу движения и сзади о левому борту.
На машине насчитали 113 пробоин от цуль: такова была интенсивность неприятельского огня. .”Прое погибли сразу – водитель И. Гойек. сидевший рядом с иим майор И. Иванов, а также журналистка С Аскерова.
Раненый комбат Ларионов сумел выскочить из потерявшей управление машины и занял оборону: в двух магазинах погибшего офицера осталось лишь десять патронов.Если Лачин останется азербайджанским райцентром, одна из улиц в нем обязательно будет носить имя Олега Михайловича Ларионова, это факт.В одном из последних степанакертских репортажей Салатын Аскерова много строк отвела как раз людям в защитной форме, она видела: здесь буквально за каждым
поворотом их подстерегает опасность.”Трудно даются эти строки, – писала Салатын,- труд. но потому, что я чувствую себя виноватой перед этими ребятами, волею судьбы брошенными на землю Карабаха.
Голова каждого солдата в защитной форме оценена армянскими боевиками в три тысячи рублей, офицер стоит десять тысяч”.
Молодая журналистка, у которой остался сиротой шестилетний сын, более всего в жизни хотела, чтобы каждый из встреченных ею молодых ребят живым и здоровым вернулся домой, в семью, к своей девушке.
Салатын повторяла, как молитву; “О, аллах, пусть все они останутся живыми!
Пусть пули боевиков минуют их!
Пусть матери не получат черного листка ненавистной войны!”
Ненавистной и бессмысленной…
Капитан-артиллерист родом из Кедабекского района, азербайджанец, в начале января 1990 года отосланный из Сальянских казарм, где служил, на курсы в Ленинград. после танковой оккупации Баку признался мне, бледный от скорби: ‘
‘Лет десять я не смогу на родине появиться в военной форме”.
А форму свою он уважал и честью офицерскою дорожил превыше всего, считал, что это уважение и честь поруганы и перечеркнуты черным бакинским январем.
А вот не прошло и года, кик молодая азербайджанка Салатын Аскерова всей душой переживала участь советских солдат, присланных в Карабах мирить два народа и защищать безоружных жителей.
Не помня зла, она искала выход, понимая; пока до него далеко.”И пока русские ребята с автоматами в руках, -писала журналистка предсмертные строки, – будут ходить по пыльным дорогам Карабаха и охранять один народ от другого, пока армяне – кумовья, родственники будут из-за угла выслеживать нас и стараться первыми нанести удар.
И пока маленькая девочка, у которой мать армянка, а отец азербайджанец, будет тайком подбегать к азербайджанцу – сотруднику оргкомитета и шепотом творить:
“Дядя, ты очень похож на моего отца.
Я хочу австоять с тобою, как стояла со своим папой.
Только не говори моей маме, что я скучаю по папе, а то она меня накажет”.И пока работник оргкомитета будет плакать над горем этой малышки и гладить ее по черным волосам, таким азербайджанским и таким армянским волосам.
И пока русский парень Саша Ерунич будет сопровождать другую девочку Гюльнару, у которой мать русская -доярка, а отец азербайджанец – шофер, чтобы могла она поехать в гости к своей бабушке в Шушу.
И провожая ее через Степанакерт, он услышит слова:
“Я хочу, чтобы на земле не было войны.
Я не понимаю, как можно на такой красивой земле воевать.
Я хочу, чтобы все помирились.
Ведь у меня мама с папой никогда не ссорятся”.Гюля, Мариэта, солдаты, курсанты, офицеры, ребята из оргкомитета, жители армянской деревни, пришедшие ад военным с просьбой убрать от них прибывших из армении боевиков, – посмотрите, сколько нас, как много…
Неужели мы не сможем ладить между собой?
Неужели мы не сможем дать отпор бандитам?”.Салатын не уберегли, хотя и предупреждали: будьте яяимательны, если начнется обстрел, ложитесь на пол машины.
Убийцы не предупреждают о нападении: так было ночь с 19 на 20 января 1990 года в Баку, так случилось и год спустя, на пятом километре горной трассы Лачин-Шуша.
Так произойдет и в ночь с 25 на 26 февраля 1992 года, когда армянские войска при подержке подразделений 366-го гвардейского мотострелкового полка войск СНГ уничтожат азербайджанский город Ходжалы.
Жителей города давили боевые машины пехоты и бронетранспортеры: опыт был наработан два года назад, в ночь с 19 на 20 января 1990 года.Кровавое побоище в Ходжалы ускорило отторжение от власти президента Аяза Муталибова, пришедшего на Смену Везирову с помощью “танковой демократии” Горбачева, Язова и Бакатина.
Тогда казалось, что новое руководство республики (а Гасан Гасанов занял пост председателя Совета Министров Азербайджана) отрезвит пролитая народом кровь, оно опомнится и…Но, увы, уже 20 января 1990 года Аяз Муталибов заявил корреспонденту ТАСС по программе “Время”, что среди погибших в Баку нет детей и женщин, а Сальянские казармы обстреливали боевики. ‘
‘У вас был взорван телевизионный блок, – обращалась тогда к Муталибову цитированная мной азербайджанка из Ленинграда, – а страна-то выслушала ваше лживое заявление.
Если оно было инспирировано ЦТ, вы должны были призвать их к судебной ответственности.
Это было необходимо, потому что азербайджанцы, да и бывшие бакинцы разных национальностей, живущие за пределами республики, уже многое знали, несмотря на информационную блокаду.
Мне звонили из Баку родственники, знакомые и, рыдая, рассказывали о трагедии, подносили телефонную трубку к окну, и я слышала стрельбу оттуда.
Как вы могли произнести неправду?”.Корреспондентка Аяза Муталибова, живущая за пределами республики, представляла предательское поведение Везирова и, обращаясь к новому лидеру, предупреждала в конце января 1990 года:До тех пор, пока официальные представители и руководство республики не будут вести активную работу по отстаиванию интересов народа, до тех пор, пока Вы не будете добиваться на самом высоком, союзном уровне уважительного отношения к себе и
к народу, до тех пор, пока Вы не добьетесь объективного освещения событий в центральных средствах массовой информации, на съездах народных депутатов СССР, на сессиях Верховного Совета, в комитетах и комиссиях, опровергая клевету и дезинформацию через суд,до тех пор в отношении к Азербайджану ничего не изменится”.Автор пиьма, не увидевшего свет, предлагала и ясный, казалось бы путь достижения этих целей:”Это станет возможным
только тогда, когда защита интересов республики и ее народа превратится в госурственную политику азербайджанского правительства и ЦК, включающую в себя все здравые конструктивные предложения различных демократических общественных движений.
Препятствовать демократизации народной жизни бессмысленно и опасно.
Поэтому именно от Вас сейчас многое зависит, вернее, от того, чем Вы и Гасанов будете руководствоваться при управлении республикой: то ли истинными интересами Азербайджана, то ли тем, что повелит Москва…
Только тогда и армянские “правозащитники”, и Президент СССР поймут, что с республикой, ее руководством и народом (если они “даны) следует считаться.
Только тогда можно отстоять наше национальное достоинство, положить конец домыслам и слухам о бескультурье, тупости, варварстве и бандитизме азербайджанцев.
Пусть пример Везирова послужит хоть каким-то предостережением.
Иначе и за вами потянется шлейф недоверия и проклятий народа”.
Предостережение не было воспринято и не могло бытъ воспринято по причине двойной или даже тройной морали, исповедуемой лидерами, пришедшими к власти номенклатурно-кремлевским путем.
За два года, прошедших от прочувствованных в пользу народа излияний Гасана Гасанова накануне бакинской трагедии до ходжа-линского избиения младенцев, женщин и стариков, завершилась по существу оккупация (будем надеяться, временная) большей части земель Нагорного Карабаха.
Два года верховное руководство формально независимой республики делало все от него зависящее, чтобы поставить азербайджанский народ на колени и довести людей до состояния безысходности и душевной депрессии.
Даже сверхнаглое уничтожение вертолета с государственными и военными деятелями Азербайджана, России и Казахстана, намеревавшимися загасить конфликт, Муталибову и Гасанову удалось предать забвению по команде Старовойтовой, Ельцина и Тер-Петросяна.
На слушаниях в парламенте, по свидетельству журналиста Искендера Ахундова, Муталибов, уже президент независимой республики, демонстрируя свое ложное миролюбие, призвал парламентариев и народ не терять благоразумия и отказаться от мести, ибо это может привести к началу войны, как будто война не велась уже к этому времени три года.
Желая убедить слушателей в своей искренности, президент заявил, что был бы против решительных ответных мер, даже если бы сам находился в сбитом вертолете…
Запредельная по беспринципности логика, граничащая с политическим мародерством и па-разитированием власти на общей народной беде.Расим Агаев, возглавлявший пресс-службу Президента Азербайджана, уже после отставки Муталибова, признал в одном из интервью, что руководство республики все время уповало на благосклонность Центра, затем – России, других партнеров по СНГ.
Создание армии только декларировалось.
Побоище в Ходжалы, которое азербайджанские средства массовой информации пытались скрыть в течение нескольких дней не только от мировой общественности, но и от собственного народа, произошло под рефрен опостылевших всем причитаний экс-президента о неумении азербайджанцев воевать и постоянных его намеков на мирный выход из ситуации, ему, дескать, ведомый.Расим Агаев, член парламента республики, лидер группы независимых депутатов, в интервью от 28 марта 1992
года ставит под сомнение легитимность отставки Муталибова, ибо она произошла “вследствие прямого давления и угроз”.И эта позиция известного в прошлом журналиста-международника меня очень беспокоит.
Что же, по мнению Расима Агаева, было ”нелегитимного” в отторжении Муталибова от власти?”В первый день, когда мы шли на сессию, – рассказывал журналисту “Санкт-Петербургских ведомостей” руководитель пресс-центра, – народ стоял перед зданием парламента спокойно.
А к вечеру прошла информация, что Верховный Совет осажден.
Появление депутатов буквально наэлектризовывало толпу.
Люди начинали стучать по стеклам, выкрикивать угрозы.
Кто-то сообщил, что они вооружены.
Затем возник слух, что в городе избивают русских.
(Как видим, ситуация напоминала январь 1990 года, но пустить в ход танки и автоматы оказалось невозможно: стоял март 1992 года, и весь мир пристально следил за Баку – Ю.П.) Это была, разумеется, дезинформация, нагнетаемая с целью подавить волю президента.
Уверен, что действиями толпы руководили.
(Напомню, что в январе 1990 года в противостоянии народа и власти обвинили лидеров Народного фронта, многие из которых были арестованы, а остальные загнаны в подполье, и на них Муталибов взвалил отаетственность за пролитую кровь шахидов – Ю.П. К вечеру в здании кончились припасы съестного, но машину с продуктами к парламенту не пропустили.
Точно также не прошел и реанимационный автомобиль, когда президент почувствовал себя плохо.
Кое-кто из депутатов предлагал президенту прорубить коредор с помощью внутренних войск, которые находились наготове.
Но Муталибов эту идею отверг категорически.
Это был бы Позор.
(Конечно, он вспоминал позорный побег Везирова из осажденного безоружными людьми здания ЦК подземным ходом, потому что выступить перед ними открыто ни тот, ни другой два года спустя не осмелились: сказать-то им было нечего – Ю.П.]. Возможность “грузинского варианта” развития событий муссировалась давно, и это буквально парализовало волю президента.
Малейшая провокация – выстрел, удар, взрыв, и могла пролиться большая кровь.
Осознание этого Давило на президента и роковым образом повлияло на окончательное решение”.Расим Агаев признает, что требования отставки Муталибова понятны (не обоснованы, а только понятны -Ю.П.): народ возмущен тем, что президент не сумел обеспечить безопасность республики.
Тем не менее разговоры о государственном перевороте журналист признает небеспочвенными: отставка произошла в условиях осады парламента, бесконечных угроз и ультиматумов.
Для этого следовало, мол. найти адекватные политические и правовые формы.На обман и насилие над собой народ вправе ответить осадой парламента.
Особенно в условиях необъявленной и замалчиваемой войны.
Трагедия в Ходжалы всколыхнула весь мир.
Бутрос Гали, Сайрус Вэнс, руководители Турции, Ирана, даже Джеймс Бейкер и Джордж Буш -кто только не проявил в те дни тревогу по поводу тысяч погибших.
И только президент Российской федерации Борис Ельцин, в фарватере политики которого действовал и Аяз Муталибов, преступно промолчал, не выразив даже элементарного сочувствия в связи с многочисленными жертвами среди мирного населения республики, числящейся, на основании подписи Муталибова, в СНГ.Все, следящие за событиями этой грязной войны, были потрясены в очередной раз не только трагедией в Ходжалы, но и бесстыдным враньем агентства “Pro Armenia”.
Со ссылкой на французскую журналистку Флоренс Давид армянское агентство утверждало что бойню в Ходжалы устроили сами азербайджанцы, армянские же вооруженные формирования всего лишь окружили город с трех сторон и вежливо попросили .население удалиться по заранее оставленному коридору.
С приемами подобного обмана общественное мнение смирилось: только что, три месяца назад, расстрелянный вертолет МИ-8 был объявлен разбившимся то ли о дерево, то ли о гору, а “черный ящик” его, переданный властями Азербайджана в Москву, был объявлен сгоревшим.
На сей раз возмущенная французская журналистка выступила с опровержением проармянской лжи.Но вот 22 апреля 1992 года еженедельник “Мегаполис-Экспресс” опубликовал сенсационное интервью отставного президента Азербайджана Муталибова, в котором он обвинил в кровавой акции членов Агдамского Народного фронта.
По этой логике выходит, что в Нагорном Карабахе, потерянном за два года правления Муталибова, воюют азербайджанцы с азербайджанцами, и армяне тут не при чем.
Прав корреспондент “Комсомольской правды” А. Мурсалиев, заметивший после интервью экс-президента, что по его чудовищной версии получается: сын расстрелял мать и отца, предварительно связав им ноги, брат – сестру, отец – малолетних детей, а затем – скальпировали трупы, дабы показать все это иностранным корреспондентам.
Ведь 60 процентов населения региона – члены НФА, практически каждая ходжалинская семья имеет родственников в Агдаме.
“Вот, мол, каковы азербайджанцы – дикари, да и только.Как и в январе 1990 года, властвующий клан Азербайджана не просто предал свой народ, но еще и обвинил его в зверском самоубийстве.
“Комсомольская правда” в номере от 29 апреля 1992 года напоминает, что -интервью Муталибова “Мегаполис-Экспрессу” последовало после публичных обвинений молодого пенсионера в коррупции и расхищении национального достояния, связях с мафией, наживающейся на войне и в Армении, я в Азербайджане.
Расследование начал один из лидеров НФА, начальник отдела по борьбе с коррупцией МВД Азербайджана Искандер Гамидов.
Вот и последовал отвратительный по цинизму контрудар Муталибова.
“Давно уже не секрет, – заключает “Комсомольская правда”, – что политика -грязь.
Но надругаться над еще свежими могилами не позволено никому – ни политикам, дм журналистам.
Даже если это могилы “дикарей”.
И самая что ни на есть святая убежденность уважаемого еженедельника в том, что гибель ходжалинцев – дело рук самих азербайджанцев, не дает ему права оскорблять погибших, беря в кавычки слова “трагедия Ходжалы”.Говорят, что мертвые сраму не имут.
А живые?.
5 В связи с этим вопросом, пригвоздившим Аяза Муталибова вторично, как и в январе 1990 года, после его интервью Центральному телевидению, к позорному столбу лжесвидетельства против собственного народа, не могу не вспомнить позицию Бориса Ельцина в те январские дни.
Тогда он находился с визитом в Японии у и отослал, по его словам, телеграмму протеста Горбачеву в связи с антиконституционным вводом войск в Баку.
Получив же оперативно изданную в Азербайджане книгу документов “Черный январь”, депутат союзного парламента и член Президиума Верховного Совета СССР Борис Ельцин сказал тогда автору этого очерка:”На ближайшем съезде мы добьемся отставки маршала Язова и потребуем суда над ним за безвинную кровь в Баку”.Но эти слова, как и многие другие в последующем времени, оказались брошенными на ветер лидером демократических сил России, который
на митингах выступал рядом с Еленой Боннэр, а через два года, опять же впопыхах, попытался даже захлопнуть перед неславянскими народами дверь в СНГ.
Да и чего можно ожидать от народного, казалось бы, президента многонациональной России, в ближайших советниках у которого ревностно служит и определяет государственную политику Г. Старовойтова?!.
Ведь если омут в Нагорном Карабахе породил цепь кровавых межнациональных конфликтов по всей стране, то война Армении против Азербайджана (впрочем, сегодня бессовестные назаряны из ЦТ вещают про навязанную им войну со стороны Азербайджана) неминуемо приводит на наших глазах к эскалации вооруженных столкновений в других регионах, за которой может последовать гражданская война и на территории России.Неужели демократия и свобода требуют таких жертв?Скорее
, политический обман и поддержка бесстыдных агрессоров в Карабахе, предательство бездарных президентов направлены на установление лицемерных норм межнациональных отношений в самой России.
Чтобы политика “разделяй и властвуй” по сценарию Бжезинского и Боннэр укоренилась и в умах россиян, когда волна народного недовольства вытолкнет их на улицы наших городов.
Живо предупреждение русского поэта Леонида Мартынова:
“По существу ли свищут пули?
Конечно же, по существу.
И чтобы там они ни пели, но ведь огонь-то, в самом деле, идет не по абстрактной цели, а по живому существу.
Огонь идет по человеку.
Все тяготы он перенес и всех владык он перерос.
Вот и палят по человеку, чтоб превратить его в калеку, в обрубок, если не в навоз”.А потому, скорей всего, гибель российской Салатын, поборницы мира, в условиях политического мрака ни у кого уже не вызовет ответного протеста.