Во время заявлений лидеров стран для прессы невооруженным взглядом была видна различная стилистика оценок происходящих событий.
Лидеры Азербайджана и Армении признали позитивную роль России в процессе урегулирования конфликта – но на этом список точек соприкосновения между странами можно считать завершенным, считает Сергей Маркедонов.
В Кремле было подписано новое совместное заявление по Нагорному Карабаху президентов России, Азербайджана и премьер-министра Армении. Можно ли рассматривать московский саммит, как некий прорыв в деле урегулирования многолетнего этнополитического конфликта или речь идет по большей части о залечивании ран второй карабахской войны? Какие новые расклады сил в Кавказском регионе по сравнению с концом прошлого года отражают результаты переговоров в столице России?
Московская встреча может считаться знаковым событием уже в силу того, что руководители Азербайджана и Армении встретились в первый раз (хотя и не тет-а-тет, а в трехстороннем формате) после окончания “осенней войны” в Карабахе. По итогам саммита появилось заявление, соавторство которого наряду с Владимиром Путиным разделили Ильхам Алиев и Никол Пашинян, пишет эксперт для Sputnik.
Важно также и то, что оба лидера признали позитивную роль России в процессе урегулирования конфликта. В особенности это касалось миротворческой миссии, которую Москва развернула в Карабахе. Но на этом, пожалуй, список общих точек соприкосновения между азербайджанским и армянским лидером можно считать завершенным. Как минимум, по состоянию на 11 января 2021 года.
Во время заявлений лидеров стран для прессы невооруженным взглядом была видна различная стилистика оценок происходящих событий. Если Ильхам Алиев предпочитал говорить о конфликте в прошедшем времени, фокусируясь на перспективах восстановления инфраструктуры разрушенных и запущенных территорий, то Никол Пашинян старался сосредоточиться на актуальных проблемах сегодняшнего дня – возвращении военнопленных и неразрешенном статусе Нагорного Карабаха. С азербайджанской же точки зрения статусные вопросы фактически тождественны восстановлению юрисдикции Баку над ранее утраченными территориями. В условиях нового статус-кво они перестали быть для азербайджанской стороны актуальными.
Для армянской стороны ситуация принципиально иная. Потеря семи районов, а также ряда частей непризнанной “Нагорно-Карабахской республики” до предела обострили вопрос об определении будущего Ханкенди и демаркации межгосударственной границы с Азербайджаном уже в новой территориальной конфигурации. И Пашинян, даже если бы захотел смолчать, не может этого сделать, подвергаясь беспрецедентному давлению у себя на родине. В канун его прилета в Москву на информационных просторах даже циркулировали слухи о возможном его блокировании в Ереване и срыве поездки.
Премьеру Армении после 10 ноября не позавидуешь. Но не менее сложным (если не более) будет путь у его гипотетических преемников. Ведь одно дело критиковать за безосновательные уступки того или иного политика, а другое – принимать альтернативные решения, обладая всей полнотой информации об имеющихся ресурсах, возможностях и пространствах для маневрирования.
Между тем, даже оппоненты Пашиняна, пускай и без особой охоты, но признают: реальных работающих планов выхода из карабахской ситуации на горизонте не проглядывается.
Таким образом, встреча в Москве зафиксировала уже на новом этапе расхождения в позициях Еревана и Баку. Но при этом и их готовность работать в формате, определенном совместным заявлением от 10 ноября 2020 года. Он требует дальнейшей детализации. Собственно, этому и были посвящены переговоры в столице России.
После того, как благодаря участию РФ в Карабахе были остановлены боевые действия, эксперты и действующие политики повели дискуссию о степени российского влияния в этой части постсоветского пространства. Для многих поведение Москвы, стремящейся избежать односторонней поддержки кого-то одного из участников конфликта, оказалось сюрпризом. Но как бы то ни было, а российская медиация признается и Баку, и Ереваном.
Прекрасной иллюстрацией этого стали заявления Ильхама Алиева и Никола Пашиняна, прозвучавшие 11 января в Гербовом зале Кремля.
По словам азербайджанского лидера, “российская миротворческая миссия эффективно выполняет свою работу, и за два месяца, за исключением небольших инцидентов, не было серьезных поводов для беспокойства”. Никол Пашинян начал свое выступление со слов благодарности в адрес президента РФ “за усилия, вкладываемые для восстановления стабильности и безопасности в нашем регионе и для урегулирования нагорно-карабахского конфликта”.
При этом стоит особо оговориться. Эта роль Москвы не стала чем-то принципиально новым. И хотя ранее Россия была одним из трех сопредседателей Минской группы ОБСЕ, а не единоличным ее руководителем, в наиболее острые периоды эскалации конфликта, будь то серьезное обострение в апреле 2016 года или более ранние инциденты, именно она выдвигалась на первый план. И это не вызывало особого протеста со стороны Вашингтона и Парижа. И сегодня, когда Москва заняла ведущую позицию в возобновлении мирного процесса, она не противопоставляет себя Западу конкретно на карабахском треке вопреки имеющимся расхождениям по широчайшему спектру проблем мировой повестки с США, Францией и их союзниками.
В этом контексте важно отметить телефонную беседу Владимира Путина и французского президента Эмманюэля Макрона 10 января, за день до трехсторонних переговоров в Москве. Как подчеркивается в информационном сообщении на сайте главы российского государства, это событие имело место “в рамках координации действий сопредседателей Минской группы ОБСЕ”. Фактически это ответ на часто задаваемый вопрос: существует ли этот формат после ноября 2020 года? Как видим, он поддерживается. И не в последнюю очередь благодаря российским усилиям, что подтачивает популярный ныне тезис о якобы тотальном геополитическом “ревизионизме” Москвы.
Сегодня США не до Карабаха, хотя Вашингтон старается держать руку на пульсе. После инаугурации Джозефа Байдена, 20 января, не исключено, что внимание американских политиков к Кавказу в целом и к армяно-азербайджанскому противостоянию в частности возрастет. Но пока что американская позиция не противопоставляет себя российской. Значит, Москва по-прежнему сохраняет особую роль в мирном процессе, действия при этом не вместо Минской группы и не наперекор Западу, а вместе с ними. Как минимум, до той поры, пока партнеры не вознамерятся попытаться искусственно принизить российское влияние.
Итогом непростых переговоров в Москве стало подписание трехстороннего заявления по Карабаху. Оно, таким образом, стало уже вторым совместным документом, касающимся урегулирования застарелого конфликта. Но если прошлогоднее заявление касалось прекращения огня и первоочередных мер, нацеленных на его закрепление, то январское было сфокусировано на экономических сюжетах. Предполагается создание рабочей группы по разблокированию транспортных коммуникаций и экономических связей в Кавказом регионе, не только непосредственно в Карабахе и в прилегающих к нему районах.
Российское руководство, взяв на себя инициативу в процессе урегулирования конфликта, не хочет сбавлять темпов и пытается предложить свою конструктивную повестку – реализацию планов по восстановлению разрушенной инфраструктуры региона. Это попытка создать защитную основу, своеобразную страховку от возобновления боевых действий. Риск новых разрушений будет призван удерживать стороны от военной активности. Но сможет ли эта экономоцентричная модель сблизить позиции Баку и Еревана? Вопрос не так прост.
С одной стороны, прагматика выглядит ощутимо привлекательнее разговоров об абстрактных ценностях. С другой, опыт урегулирования других затяжных этнополитических противостояний, будь то Кипр, Ближний Восток или Балканы, показывает: это может снизить интенсивность конфликта, перевести его из военного в политико-правовой, что уже само по себе шаг вперед. Однако без обсуждения статусных вопросов, проблем беженцев, гарантий безопасности не обойтись. Экономика улучшает положение дел, но далеко не всегда помогает вылечить общественные травмы и компенсировать политические утраты.
Как бы то ни было, то, что произошло в Москве 11 января, можно рассматривать, как возобновление переговорного процесса в условиях нового статус-кво. Ведущая роль в нем принадлежит России. И это, пожалуй, главный итог встречи. Конечно, речь не идет о гарантированном успехе на этом пути. Сложности очевидны, и о них, думается, еще будет возможность поговорить, и не раз. Они будут возникать как внутри двух конфликтующих обществ, так и в геополитическом контексте. Пока же происходит осмысление новых реалий и выстраивание планов в соответствие с ними.