По мнению российского эксперта, регион окончательно перестает быть советским Закавказьем.
Как передает AZE.az, Caliber.Az публикует интервью с российским обозревателем Радио Свобода, службы «Эхо Кавказа», специалистом по Кавказу Вадимом Дубновым.
– Какие геополитические процессы протекают сегодня на Южном Кавказе?
– На Южном Кавказе происходят попытки вовлечения и открытия этого региона миру. Если говорить какими-то романтическими терминами, то он окончательно перестает быть советским Закавказьем, то есть меняется система координат, и он становится частью гораздо большего мира, в котором условная топонимика окончательно уходит в историю, даже термин «Южный Кавказ» становится условным самоопределением. Это происходит очень болезненно: внутренние процессы, перерегуляции (азербайджано-армянский конфликт) и локальное следствие этого конфликта, которое мы так или иначе наблюдаем. И это заинтересованные участники пытаются каким-то образом разыграть в свою пользу. С более широкой точки зрения появляется все больше региональных игроков, что работает на его открытие миру.
– Кого вы подразумеваете под «заинтересованными участниками»?
– Турцию, Иран и Россию. Запад и США держатся в отдалении, это вторичная периферия, которая интересует с точки зрения их игры и аргументов. Соединенные Штаты интересуют отношения с Турцией и Азербайджаном, и поэтому они в определенной степени должны выстраивать их с другими участниками игры, есть какие-то вариации на тему Грузии, но они, на мой взгляд, вторичны.
Россия пытается сохранить свои возможности и конвертировать их для того, чтобы участвовать в этом открывающемся Южном Кавказе, потому что я не считаю, что для Москвы важно сохранение своего влияния на Южном Кавказе. Я думаю, что она все понимает и пытается приспособиться к тем большим тектоническим изменениям, которые возможны, то есть Россия с Турцией пытаются стать монополистами большого коммуникационного транспортного хаба, расположенного на юге Армении, где смыкаются границы Ирана, Турции, Азербайджана, Армении. Это говорит о том, что роль России в разговоре о сохранении своего влияния достаточно вторична.
– Чем, на ваш взгляд, чем вызвано недовольство Ирана по отношению к Азербайджану?
– Для Ирана новое распределение сил оказалось неожиданным, и он пытается приспособиться к новой ситуации: тот статус-кво, который был до 27 сентября прошлого года, был для него приемлемым. Когда он рухнул, то Тегеран оказался к этому неготовым: это и новая роль Турции и Азербайджана, это и новые возможности транспортных коммуникаций, в которых Иран почувствовал некий риск оказаться на вторых ролях.
Активность Ирана связана с тем, что он пытается каким-то образом застолбить за собой право распределения будущих бонусов, которые могут оказаться достаточно большими, или хотя бы минимизировать возможные потери, связанные с новым статус-кво.
– Несмотря на позитивные месседжи, звучащие из Азербайджана, в частности, о заключении мирного договора, Армения пока не демонстрирует готовность сделать шаг навстречу. Как вы считаете, в чем причина этого?
– Здесь присутствует терминологическая путаница, потому что кому-то может показаться, что мирный договор – это нечто похожее на то, что случилось в мае 1994 года, когда был подписан режим прекращения огня. Нет, мирный договор – это пакет вопросов, в котором будет решено множество самых противоречивых и спорных пунктов. Мирный договор – это не только заявление и новый статус азербайджано-армянских отношений, но и вопросы границ, и пленных и так далее.
По моему мнению, сейчас обсуждается не мир, а послевоенное устройство региона и это совсем другая история.
– С какой целью Михаил Саакашвили вернулся в Грузию?
– Это такая шахматная партия, в которой Саакашвили исходил из того, что он играет белыми фигурами. Во многом это его личный политический жанр, и он прекрасно понимал, на что идет. Он действительно боец, игрок: в Украине политических перспектив у него никаких, он всегда все свои политические амбиции связывал с Грузией и поэтому решил вернуться. Здесь очень трудно пока понять, насколько удалась эта игра, но мысль была именно в мобилизации электората, чтобы дать бой «Грузинской мечте» в первом туре местных выборов, заставить ее нервничать во втором и, сев в тюрьму, стать для нее головной болью. Я думаю, что все эти три задачи выполнены частично. Стало ли тюремное заключение Миши головной болью для «Грузинской мечты»? Трудно сказать. Я думаю, что он причинил определенные неудобства для нее, но грузинская власть переживала и не такое. Вопрос в том, насколько это будет терпеть Запад, который немножко устал от Миши.
Поэтому дождемся второго тура и посмотрим, какое будет продолжение. Давайте посмотрим как будут развиваться события.