Премьерный спектакль Бакинского Камерного театра «Ибрус» опрокидывает устоявшиеся театральные каноны – весь спектакль, это, по сути, страстный монолог актрисы Мелек Абасзаде, исполняющей роль покинутой женщины
Спектакль тяжелый, выкроенный из пьесы французского драматурга Жана Кокто, поставлен азербайджанским режиссером, живушим и работающим в Финляндии, Кямраном Шахмарданом. Но, безусловно, «Одинокий голос» – успех отечественного театрального искусства.
Актриса Мелек Абасзаде в эксклюзивном интервью рассказала о роли и ее личном понимании этого образа.
– Мелек, бывает ли такая сильная любовь? И испытали Вы, хотя бы частично, это чувство?
– Конечно, бывает… Мне близки чувства моей героини. Не в такой степени, но если бы я не любила, не смогла бы так прочувствовать.
– Не кажется ли Вам рискованным представлять спектакль, который трудно воспринимается зрителем? Ведь здесь нет положительных героев, нет юмора, игривости, интересного сюжета…
– Я с вами согласна. Спектакль очень сложный и, возможно, наш зритель к таким не подготовлен. И сама пьеса, на первый взгляд, еще скучнее, чем наш спектакль. У Жана Кокто все действо проходит в кровати, у него нет второй героини – Духа. Просто показывается агония Женщины в постели. Пьеса, безусловно, специфическая. Но я не согласна с тем, что она никому не может нравиться. Очень многим женщинам небезразличны страдания моей героини, они не уходят равнодушными из зала, потому что эти чувства знакомы каждой из них. А мужчины… – это зависит от степени восприимчивости и чуткости их натуры.
– Скажите хотя бы – как ее зовут?
– Просто, Она. Кокто писал эту пьесу для знаменитой актрисы Анны Маньяни. Она в репертуаре многих великих актрис, и поэтому постановка «Одинокого голоса» была для нас большим риском.
– Вы создали образ Женщины и одновременно образ того Мужчины, которого мы так и не увидели.
– Да, мы обсуждали это с режиссером. Мне кажется, он моложе нее, этакий плейбой со слабым характером, потому и не смог вынести натиск такой любви. Руководитель театра «Ибрус» Рустам Ибрагимбеков говорил, что у Кокто известно: на том конце провода никого нет, она говорит сама с собой. Но в пьесе это прямо не указывается, и я представляла себе, что на том конце провода кто-то все-таки есть.
– Трудно будет после этой роли вновь вернуться к легкомысленным образам, которые Вы создали на сцене Театра русской драмы?
– Напротив, это безумно интересно, когда имеешь возможность чередовать комедийные роли с трагическими. Это позволяет расширить свой диапазон, оттачивать актерское мастерство.
– А как же с планкой? Вы с этой ролью подняли свою профессиональную планку. Не скучно будет спускаться?
– Я бы хотела вернуться в Театр русской драмы с новыми ролями. Сейчас он в вынужденном простое из-за ремонта здания, и я жду новой работы. Хотелось бы, чтобы следующие мои роли были не ниже роли Женщины. Но я далека от мысли о том, что моя работа над этой ролью завершена. Мы ведь фактически обкатываем новый спектакль. Я бы хотела, чтобы амплитуды моей игры, спады и подъемы были чаще, чтобы они стали ярче, более неожиданными. Будет продолжаться внутренняя работа над душевным миром моей героини, нужно уточнить ретушь, оттенки.
– Жан Кокто – автор текста пьесы, но никак не актерско-режиссерского ее видения. Может ли, исходя из этого, так случиться, что на втором году, допустим, Ваша Женщина трансформируется в сильную натуру, осмысленно решившую покончить с жизнью из-за неудавшейся любви. Хотя бы, как Анна Каренина. Этим она может стать привлекательнее для зрителей, а то нынешняя Женщина скорее раздражает. Люди не любят слабых и умалишенных.
– Можно решать роль и так: она – суицидальная, больная натура, и ее уход из жизни – это самоцель. А безответная любовь – всего лишь вспомогательное средство, оправдание суицида.
– Еще с десяток этих спектаклей, и Вы сойдете с ума…
– (Мелек молчит, раздумывает) … Трудный спектакль, после него приходится долго восстанавливаться. Насколько долго мы входим в образ, столь же долго восстанавливаемся, возвращаемся к нашему обычному душевному состоянию.
– А как долго это происходит? Вы много спите? Действуете домочадцам на нервы?
– Наверное, мне нужно дня два. Думаю, в эти дни моим родным бывает нелегко. После спектакля я много сплю, я вообще соня. И два дня хочу тишины, много читаю.
P. S. Два дня после спектакля я оставался под его впечатлением. Мало того, в первую ночь после визита в «Ибрус» мне приснился странный сон. Мелек говорила, что тоже долго не могла в себя прийти. По ее словам, влияние этого спектакля ощутила одна из журналисток, приглашенная на премьеру. Всю ночь ей снились кошмары…
К.Али «Тренд»